Громкие судебные процессы в России проходят в последние годы регулярно. Седьмого ноября начались слушания по существу дела "Седьмой студии", по которому обвиняют режиссера Кирилла Серебренникова и его коллег. Еще не утих скандал вокруг нападения знаменитых футболистов Александра Кокорина и Павла Мамаева на чиновников в Москве.
Ольга Романова, руководитель общественной организации "Русь сидящая", рассказала журналисту Настоящего Времени Тимуру Олевскому, какие сроки, по ее мнению, грозят Серебренникову и какие аналогии можно провести с его делом, почему Кокорин и Мамаев не смогут погасить ущерб, нанесенный ими, а также о том, будет ли в России реформа ФСИН.
"Ближайший аналог – дело ЮКОСа"
— Хочу обсудить последние новости, связанные с судами и тюрьмами. Есть, что обсуждать, как-то сразу очень много накопилось. Начнем, наверное, с громких процессов, которые нас ждут. Первый из них, самый близкий – это дело "Седьмой студии". Можно предполагать, какие будут сроки, как ни неприятно бы это звучало.
— Какие будут сроки, было понятно в мае 2017 года, когда это дело даже не началось. Оно было возбуждено в 2015 году, в 2017 году последовали аресты, в мае. У Кирилла Серебренникова тогда был домашний арест, как и сейчас, у Алексея Малобродского и бухгалтера Нины Масляевой был тюремный арест в СИЗО. И уже тогда все было понятно на самом деле, что сроки будут реальными. Они такими и будут, увы.
— Мы очень много в последнее время судебных процессов видели, и можно сопоставлять, к сожалению. По тому, как проходил весь этот предварительный этап, можно предположить, что Алексея Малобродского, что называется, заставят посидеть пару лет как минимум, а, может, и больше.
— Я думаю, что Кирилла Серебренникова тоже заставят посидеть.
— Ты думаешь, что это будет реальный срок?
— Я думаю, что это будет реальный срок, я думаю, что в связи с тем, что все-таки домашний арест засчитывается сейчас один к одному к тюремному сроку, к сроку наказания, то Кирилл Серебренников доедет до зоны.
— Почему Кирилл Серебренников не может оказаться в роли Алексея Навального?
— Потому что ты не с тем делом сравниваешь. Наверное, ближайший аналог – это дело ЮКОСа. И не потому, что Кирилл Серебренников кому-то перешел дорогу, хотя, может быть, и перешел, но мы этого не знаем, а по тому, как это все развивается.
Собственно, что было с ЮКОСом по правовой основе: да, все участвовали в приватизации, да, все так или иначе нарушали, чуть-чуть или не чуть-чуть, у всех были налоговые схемы, которые более-менее были в рамках закона. Это делали все, но раздербанили один ЮКОС, и, в общем, это было дело Ходорковского. Хотя точно такие же претензии можно было бы предъявить Потанину.
— Дело стало показательным, там, правда, был еще и интерес определенный.
— Ровно то же самое. Все совершенно понятно. Бюджетные деньги токсичны – это аксиома. В России бюджетные деньги токсичны. Заниматься любой экономической деятельностью, любой, и не нарушать закон в России невозможно. Так устроено, таковы правила игры. Так делают все, все ходят под этим дамокловым мечом. Но дело почему-то в отношении Кирилла Серебренникова и "Седьмой студии". Почему? Здесь, конечно, наступают политические моменты.
То, что с точки зрения правовой там можно подложиться как угодно, любыми законами, любыми свидетелями – это, конечно, медицинский факт, так же, как это было у Ходорковского. Но почему именно Кирилл Серебренников – вот это как раз вопрос интересный. Здесь начинается политическая мотивация, личная мотивация и, я бы сказала, интригующая такая полуполитическая мотивация.
— Полуполитическая или просто понятийная, что называется, "не нравишься ты мне"?
— Нет. Здесь есть "не нравишься ты мне". Политическая мотивация к режиссеру, который все-таки не самый нелояльный, тем не менее, безусловно, выделяющийся, с мировым именем. Но следствию и суду это пофигу, любое мировое имя им пофигу. Дальше идет, конечно, личная часть, о которой мы сейчас слышим очень много сплетен, с самого начала слышали. Но давайте подождем, что называется, все-таки это рано или поздно вылезет, и можно будет говорить об этом.
— Я думаю, что однажды и Кирилл об этом расскажет.
— Да. Давайте поэтому оставим личную мотивацию, которая там, конечно же, есть, и перейдем к еще одной составляющей под названием "семья". Кирилл Серебренников – человек, близкий к Сергею Капкову, бывшему министру культуры Москвы, к Роману Абрамовичу, к тому, что называется клан "семья" – то есть то, что связывается со старыми олигархами, Борисом Ельциным и так далее. Он мог стать разменной монетой в борьбе каких-нибудь кремлевских "ястребиных", кремлевских "либеральных" с использованием клана "семьи", а тут как раз разменная монета.
— Скажи, пожалуйста, как ты думаешь, Кириллу Серебренникову будут подбирать специальную зону, он будет сидеть под таким же приглядом, как Михаил Ходорковский, или нет?
— Во-первых, он получит гораздо меньший срок. И здесь будет важно, чтобы суд и те, кто за ним стоит, показали бы, что у нас нет неприкасаемых, у нас нет режиссера с мировым именем, у нас все одинаковы, все равны перед судом – что министры экономики, что губернаторы, что режиссеры с мировым именем, что футболисты. У нас все сидят, все нормально, и ты тоже сядешь.
Поэтому, я думаю, что Кирилл получит срок по сравнению с Ходорковским небольшой. Я бы поставила года на четыре, например, из них почти два он уже провел под домашним арестом. Сколько будет идти суд – мы не знаем, но раньше нового года он не закончится. Самое раннее, я так жду, – католическое рождество. Я думаю, что они подгадают под это дело, чтобы было как можно меньше медиа на этом процессе. Либо в начале следующего года, он пойдет нескоро. Потом будет очень долго тянуться апелляция, во время этой апелляции Кирилл Серебренников все равно будет под домашним арестом. Дальше он отправится в зону, пока он доедет, пройдет карантин – и подойдет время УДО. И, собственно, он немного посидит, выйдет по УДО и уедет навсегда в Берлин. Мой сценарий такой.
"Колония – не место для министра"
— А как поживает в колонии Алексей Улюкаев, бывший министр экономического развития, которого ты упоминала?
— Он работает библиотекарем, в общем, сидит. Я бы сказала, нормально сидит по сравнению со всем тем, что могло бы быть, конечно. Я думаю, что колония – не место для министра. Процесс был более чем сомнительный.
— Мы видели первый показательный процесс, когда посадили человека из системы. И в момент, когда Алексею Улюкаеву объявляли приговор, он выглядел ужасно подавленным, в очень тяжелой стрессовой ситуации, немолодой человек. Что у него сейчас со здоровьем?
— Я бы сказала, человек привыкает к новой ситуации. Ничего хорошего со здоровьем, конечно, ни в какой тюрьме быть не может – тюрьма не оздоравливает никого, тем более человека в положении Улюкаева. Да, действительно он немолодой человек, действительно у него проблемы со здоровьем. Он привык к другой жизни, к другим нормам жизни, к другому питанию, к другому отношению. Но… Но.
Дело в тюрьме для Кокорина и Мамаева
— Тебе жалко Кокорина и Мамаева?
— Конечно, конечно.
— Почему?
— Потому что ни один человек не заслуживает русской тюрьмы, русского СИЗО.
— А в России есть промежуточное наказание между освобождением и русской тюрьмой, которое было бы под стать людям, побившим кого-то на улице?
— Да, есть, конечно. Обязательные работы. Это есть в Уголовном кодексе, это и применяется широко. Пусть работают санитарами в больнице, пусть метут улицы. Гораздо важнее здесь совсем другое. По российской судебной практике, по Уголовному кодексу Мамаев и Кокорин если бы даже сложились вместе и сильно бы постарались их адвокаты, не могли бы выплатить потерпевшему больше 200 тысяч рублей вдвоем. Так сложилось.
— Почему?
— Читайте законы, смотрите судебную практику. Нет больше другого способа загладить вину. Двести тысяч рублей – им могли бы предъявить иск, они бы его оплатили. Но это же смешно по сравнению с их заработками, по сравнению со страданиями потерпевшего – все-таки у одного голова проломлена, у другого сотрясение мозга. В любом случае, кем бы ни были потерпевшие, мы понимаем, что потерпевшие – водитель ведущей Первого канала специального назначения и высокопоставленный чиновник…
— Чиновник, который строил для Владимира Путина коттедж.
— И получил орден по этому вопросу. Но, тем не менее, совершенно понятно, что для любого человека, который понес существенный ущерб здоровью, – это деньги, которые покрывают очень незначительную часть физической и моральной компенсации. Это не может быть погашением ущерба. Поэтому я думаю, что Мамаев и Кокорин с большим удовольствием отдали бы гораздо большие деньги по решению суда или добровольно, но это сделать невозможно. Невозможно по российским правилам и законам.
— Сейчас, по тому, как начинается дело двух футболистов и одного брата футболиста, на их процессе оттопчутся и спляшут джигу федеральные телеканалы. Мне кажется, что им это дело нравится, им разрешают, и они этих людей выставят примером того, как мажоры получают по заслугам. Потом какое-то время, вероятно, футболисты будут проводить в колонии. Я правильно понимаю примерный прогноз?
— Думаю, да.
— Скажи, пожалуйста, есть люди, которые смогли свою репутацию, в числе них – Михаил Ходорковский, из черной в белую перекрасить за время тюрьмы ценой огромных усилий, страшных жертв и большой нравственной работы над собой. Через 10 лет Михаил Ходорковский, который вышел из тюрьмы, был человеком вовсе не тем, который туда садился, – из олигарха превратился в мыслителя в какой-то момент.
— То есть ты хочешь сказать, что тюрьма перевоспитала?
— Нет, не тюрьма его перевоспитала, он просто воспользовался этим временем таким способом, что, вернувшись, он не спился в рюмочной. Как ты думаешь, что должен сделать Кокорин и Мамаев, учитывая их темперамент, характер, интеллектуальное развитие? Есть ли такой способ поведения в тюрьме, чтобы, выйдя, у них жизнь сложилась, а не кончилась плохо?
— Вы знаете, среди футболистов довольно много людей, которые прошли тюрьму. Мы же прекрасно помним судьбу Эдуарда Стрельцова, например. Очень многие футболисты это проходили и возвращались назад, да, конечно, не спортсменами в самой лучшей форме, но очень уважаемыми людьми.
— Они должны писать покаянные письма или что?
— Не знаю, найти себе дело – учить иностранные языки, читать книжки, Достоевского, уйти в религию какую угодно, не знаю, заниматься, тренировать способных заключенных или не способных заключенных, делать с ними зарядку и так далее. Как-то найти себя в этой жизни. Тюремная жизнь – тоже жизнь.
— На их будущее влияет, простит ли их, например, президент?
— Не простит.
— Почему?
— По тому, как развиваются события, президент дал понять, что ему не нравится эта история, ему не нравится поступок Кокорина и Мамаева. Он это дал понять совершенно очевидно. Ровно так же, как именно президент дал понять, что ему не нравится Серебренников, и, в общем, многие вещи идут, конечно, оттуда.
— Но ведь он простил или не простил банкира Урина, человека, который сел в тюрьму за то, что натравил свою охрану на зятя в тот момент Путина?
— Тимур, через восемь лет и полное разорение. В общем, хорошо, Ходорковскому простил через 10 лет.
ФСИН – шестая строка в госбюджете
— Постоянно появляются вбросы о том, что будто бы начинается реформа ФСИН, и последние истории, связанные с информацией о пытках, тому стали причиной. Есть ли в этом доля правды, если да, то что это за реформа?
— Конечно, реформа ФСИН абсолютно неизбежна. Будет ли она в этом году или в следующем, или через три года – это просто совершенно неизбежно. Дело в том, что ФСИН не реформировали с 1930 года, со дня основания.
— Его хотят поменять сейчас или нет?
— Это просто гусеница сдохла.
— А, вот так. ФСИН дорого обходится?
— Да. Это шестая строка в бюджете. Ше-ста-я.
— Денег в России становится не слишком много в связи с санкциями, поэтому можно сделать выводы самим, но посмотрим, ближайшее время покажет.
КОММЕНТАРИИ