Спустя несколько дней протестов жители Екатеринбурга добились того, что власти решили пересмотреть планы о строительстве храма в сквере. Ранее губернатор Свердловской области – в которой находятся предприятия застройщика храма, – и мэр Екатеринбурга поспорили друг с другом о том, что будет на месте несостоявшейся стройплощадки.
Политолог Екатерина Шульман рассказала Настоящему Времени о том, что позволило жителям Екатеринбурга отстоять сквер, какую роль в противостоянии жителей и местных предпринимателей сыграли федеральные власти и социологи.
— История с Екатеринбургом и этими протестами для меня супернепонятная. То есть то, что должно было закончиться полицейским разгоном и завинчиванием гаек, перешло на уровень спора губернатора и мэра, а ВЦИОМ в этой истории выступает как средство помощи гражданскому обществу. Объясните, что происходит.
— История, с одной стороны, чрезвычайно типичная. Это тот самый ситуативный городской протест, точечный, локальный, о котором мы столько говорили, начиная с 2014 года, как о преимущественном жанре, как о самом распространенном методе. Чего только не было в этом духе в каждом крупном городе России, в Москве во множестве. Это не новость. И даже успех не новость. Как вы видите, в Екатеринбурге это уже третий успех, хотя бы по этому самому одному-единственному сюжету с этим несчастным храмом Святой Екатерины. То есть тут все вроде бы типично.
С другой стороны, явно есть что-то новое. С одной стороны, в степени медийного внимания. То есть все предыдущие истории, даже, например, Исаакиевский собор, неудачная передача церкви, московские многочисленные стройки с мордобоем – они почему-то (мне пока не до конца понятно почему) не привлекали такого количества прессы, как российской, так и международной. Второе: это, конечно, выдающаяся рассогласованность всех задействованных акторов. Просто под лозунгом "Кто в лес, кто по дрова" это происходит.
— Это не значит, что в администрации президента придумали: так, ребята, если у вас проблемы, то мы вас высвечиваем, и будет у вас губернатор с мэром бодаться, а мы такие модераторы будем в этой истории, ни при чем.
— Как вы себе представляете такого рода хитрый план? Даже если предположить, что существуют демонические такие люди, которые могут такое придумать? Представьте, как это можно спустить на места и сказать людям, что они будут вот это вот изображать? То есть можно еще, конечно, двух грушников заставить под угрозой расстрела изображать какую-то гей-пару, хотя и это у них не очень хорошо получается, и теперь уже задним числом непонятно, зачем это надо было делать. Но заставлять мэра и губернатора серьезных, крупных промышленных регионов России изображать эту самую борьбу – я думаю, что нет. Я думаю, что никто не знает, что от него ожидается, так называемый президентский сигнал был в высшей степени неопределенным.
— Они остались наедине со всей этой историей?
— Как всегда, президент сказал, что давайте мы все будем делать хорошо и не будем плохо, а также вы не будете заставлять меня этим заниматься, а разберетесь как-нибудь сами. Я посмотрела специально, что он говорил по поводу Исаакиевского собора, так вот все ровно то же самое. Но смысл в том, что административные акторы воспринимают такого рода неопределенные слова как отсутствие прямой поддержки, то есть "нас не поддержали". Поэтому их это деморализует и демотивирует. А протестующих, наоборот, воодушевляет. Раз президент не сказал: "Размазать всем печень по асфальту" – значит, шансы есть.
Поскольку моральный настрой с двух сторон совершенно разный – одни из-под палки сражаются, их гонят в бой загранотряды, а другие по доброй воле свое родное защищают – поэтому у них совершенно иной уровень вовлеченности.
— А ВЦИОМ в этой истории какую роль сыграл (по данным опроса государственной социологической службы, 74% жителей выступили против строительства храма в сквере – НВ)? ВЦИОМ – это государственная социологическая служба, была замечена в некоторых специфических опросах, я так аккуратно выскажусь.
— Была замечена. ВЦИОМ делает странные вещи, типа телефонный опрос жителей Крыма в ночь на Новый год с вопросом "Согласны ли вы посидеть без электричества или вы изменник родины?" Это была знаменитая их социологическая история.
Но при этом ВЦИОМ – это социологическая организация, там есть настоящие социологи. Понимаете, это как с нашей электоральной системой. Она настроена на фальсификации, но она не вся фальшивая, там нужны какие-то живые избиратели. Поэтому она фальсифицирует до определенного предела. Когда этот предел хотя бы пассивной массовой лояльности не достигнут, она начинает ломаться. Та же проблема и с ВЦИОМом. Да, они подрисовывают результаты. Они и тут старались.
Что они делают? Это Григорий Юдин хорошо объясняет, профессиональный социолог, в отличие от меня, он объясняет, что такое ротация вариантов, как людям предлагают по нескольку вариантов, потом выбирают из них наиболее популярный, предлагают следующим. В беспроигрышную лотерею чтобы сыграть, понимаете, да? Но если оказалось, что, грубо говоря, 86%, назовем эту символическую цифру, против храма в сквере, они уже ничего не могут сделать. При всех претензиях к ВЦИОМу, при всем том, что все понимают, кто такой Валерий Федоров, они все-таки социологи.
— То есть Россия может поменяться только в состоянии революционной мобилизации?
— Ничего подобного.
— Я такой вывод сделал из ваших слов.
— Россия меняется каждый день, и у нее есть институты, пригодные для того, чтобы я не хочу сказать "самортизировать", но вынести, не сломавшись, эту самую трансформацию. Опять же, как выборы, как социологи, как даже какие-никакие мэры. Насколько я понимаю, эта странная рассогласованность между мэром и губернатором, возможно, объясняется их разной степенью вовлеченности в отношения с инвесторами. Там же уже все готово было, все было на мази, план был: тут храм, там фитнес-центр, сзади него элитное жилье.
— Деньги уже поехали куда-то наверняка.
— Видимо, деньги уже поехали. По крайней мере, планы все были согласованы. Написание, согласование планов тоже денег стоит. Спонсоры – люди серьезные, много для края сделавшие и, в общем, им владеющие в значительной степени. Поэтому теперь они остались в некоторой степени в идиотском положении. Им из Москвы сказали: "Заткнитесь, забудьте про эти свои планы. Вы нам тут устраиваете нестабильность".
Но они-то тоже могут поиграть в плебисцитарную демократию. Уж если опрос так опрос, варианты так варианты, чего же вы наш вариант не предлагаете. Им на это говорят: "Нельзя ваш вариант предлагать, он проигрышный совсем. ВЦИОМ спрашивал людей – вообще никто не хочет". Они говорят устами епархии: "Это просто обстановка перегрета".
Они говорят ужасным образом то, что говорят сторонники референдума. Не бывает у людей мнения без предварительного обсуждения. Чем референдум отличается от этих безумных опросов? На референдуме есть предвыборная кампания. Стороны выходят, начинают агитировать, дебаты проводить. В процессе этого у людей мнение формируется. Обычно просто так у людей нет мнения по чему-то, что не касается их непосредственно.
Поэтому, говорят нам храмостроевцы, давайте мы тоже будем иметь возможность вести свою пропаганду. Вот они там между собой теперь будут этот неожиданный взрыв демократии разруливать. Но это меня не очень сильно волнует. Меня волнует, что людей бить и задерживать больше не будут, аресты подсократили всем. Первая жалоба на арест ушла в ЕСПЧ.
— И я надеюсь, что, может быть, это как-то будет проецироваться на другие регионы.
— Другие регионы явно берут пример. Список регионов, которые решили повременить со строительством, довольно обширен.
