Более полусотни священников Русской православной церкви подписали открытое письмо, в котором призвали российские суды пересмотреть приговоры фигурантам "московского дела": Павлу Устинову, Константину Котову, Даниле Беглецу и другим. Текст письма опубликован на сайте издания "Православие и мир". На момент публикации под обращением стояли 52 фамилии – настоятелей храмов из России, Беларуси, Украины и других зарубежных епархий РПЦ.
Протоиерей Алексий Уминский, настоятель храма Живоначальной Троицы в Хохлах (Москва), был одним из тех, кто подписал письмо. Он рассказал Настоящему Времени, что среди священников РПЦ "есть люди, которые занимают активную позицию". "Если мы хотим в своей жизни воплотить христианские идеалы мира, добра, любви, милосердия, сострадания, то, естественно, мы должны как-то эти идеалы пытаться не только проповедовать, но и жизненным образом утверждать", – заметил он.
— Отец Алексий, вы, наверное, обратили внимание на то, какой резонанс это письмо вызвало, и думали о том, почему это так громко прозвучало? Мне интересно, что вы надумали.
— Мы как раз и надеялись, священники и мои друзья, которые участвовали в подписании этого письма, что это письмо будет иметь общественный резонанс. Иначе мы бы не стали его писать. Вернее, не писать, а подписывать, потому что мы не являемся авторами этого письма. Я, по крайней мере, не являюсь, к сожалению.
— В среде людей невоцерковленных принято считать, что такого количества подписантов этого письма в Русской православной церкви быть не могло, по крайней мере со стороны глядя на то, что в последнее время происходит публично в РПЦ. А тем не менее появилось. Почему?
— Я не знаю, почему. Я думаю, что Русская православная церковь состоит из разных людей, людей разных убеждений в том числе, людей разных преференций. Среди нас – и священников, и мирян – есть люди, которые занимают активную позицию: жизненную, политическую, гражданскую. Есть люди, которые достаточно к этой позиции холодны, есть люди, которые живут другими совершенно интересами.
Но тем не менее, если мы члены одной церкви, знаем заповеди Христа и хотим в своей жизни воплотить христианские идеалы мира, добра, любви, милосердия, сострадания, то, естественно, мы должны как-то эти идеалы пытаться не только проповедовать, но и жизненным образом утверждать.
— Почему потребовалось, чтобы священнослужители возвысили свой голос в отношении ситуации мирской, более того – политической?
— Эта ситуация для нас не является политической, и в данном случае мы выступаем не только за тех людей, которые фигурируют в так называемом "московском деле".
Дело в том, что в последнее время общественное пространство полно сообщений о большом количестве таких неправомерных судебных процессов. Процессов, когда суд идет абсолютно на поводу следствия. Когда суд проявляет себя не как орган независимый, а как орган зависимый и карательный.
В данном случае мы можем говорить не только о тех людях, имена которых в том письме прозвучали — таких как Константин Котов или Алексей Миняйло. Но в том числе и вспомнить имя православного активиста, борца с наркотиками Николая Каклюгина, который сидит сейчас в СИЗО и ждет приговора по делу о подкинутых наркотиках. Это та же самая судебная система, которая действует без разбора.
Случаи применения неправомерной силы нашими силовыми структурами – это тоже не только история вот этих последних событий в Москве. Это история, которая постоянно возникает в средствах массовой информации. Мы знаем, как это недавно происходило в [Анапе], когда была изнасилована 17-летняя девушка полицейскими. Как это происходило в Казани, в Нижнем Тагиле и во многих местах нашей родины.
Поэтому мы обращаемся с призывом к милосердию, любви, прощению – и к справедливости прежде всего. К неприменению силы в качестве жестокого обращения с людьми. Наше письмо касается всех случаев. Просто в данном случае был выбран сегодняшний актуальный момент.
— Есть понятные люди, которые сегодня терпят всевозможные лишения, неприятности и тяжелые моменты, потому что они находятся в камерах или под арестом дома. Это все очень неприятно для них, плохо очень, страшно. Но есть еще полицейские, сотрудники Росгвардии или других каких-то силовых структур, которым приходится лжесвидетельствовать в судах. Это наносит им урон, на ваш взгляд?
— Всякий грех наносит урон человеческой душе. Всякий грех отлучает человека от Бога и убивает его как личность. Грех лжесвидетельства тем страшен еще, как мы подчеркиваем в нашем письме, что этот грех повторяет грех тех людей, которые клеветали на Господа нашего Иисуса Христа, и ставит лжесвидетеля вровень с теми, которые осудили Спасителя на распятие. Поэтому это очень тяжелый грех. Поэтому мы в том числе в нашем письме призываем тех людей, которые переступили эту черту, к покаянию.
— Мы видели неоднократно, и тому есть много подтверждений, что власть имущие в России, включая российского президента, — люди воцерковленные, верующие и, по крайней мере, публично демонстрирующие свою принадлежность Русской православной церкви. Значит ли это, что ваше обращение должно быть для них таким пастырским словом? Или нет?
— Мы и рассчитываем на то, что люди, которые считают себя христианами, верующими людьми, и являются носителями власти, формы... Мы ведь молимся за каждой божественной литургией, за каждым богослужением "о властех и воинстве": "богохранимой нашей стране, властех и воинстве ее". Поэтому хотелось бы, чтобы люди, которые крещены в православии, которые считают себя членами церкви, внимали больше голосу Евангелия, голосу совести, голосу заповедей, нежели каким-то, может быть, неправомерным приказаниям.
— Отец Алексий, вам не кажется, что вы просто большую услугу оказываете людям, которые, возможно, колеблются в желании или нежелании принять решение в отношении фигурантов "московского дела", боясь показать свою слабость? Ваше письмо позволяет им, что называется, красиво, сохранив лицо, проявить это самое милосердие и добиться справедливости для них.
— Я никому не оказываю никакой услуги. Мы написали это письмо — я подчеркиваю, что это письмо лично каждого подписанта, это письмо, где каждый отвечает за свое собственное слово, за свою собственную подпись, – и рассчитываем только на то, что голос нас, священников Русской православной церкви, все-таки разбудит, может быть, действительно чью-то совесть, кого-то заставит прислушаться к самому себе.
Знаете, все-таки наше общество во все времена, во все века, всегда нуждалось в очень четко сформулированных понятиях: мира, гражданского и общественного, который сейчас как-то поколебался, диалога. Милосердия, конечно. Прощения. Эти вещи – мы просто хотели о них напомнить.
— Вы говорите в этом письме о природе власти, обращаясь к ней. Я не берусь цитировать, но вас хочу попросить помочь мне процитировать или пересказать своими словами те слова, которыми вы непосредственно к власти апеллировали, к ее природе.
— Мы не обращаемся к природе власти. Мы обращаемся к конкретным людям, которые носят эту власть, которые ответственны перед Богом и перед нами, обществом, вот этой властью. Чтобы эта власть была основана на справедливости, на милосердии, на уважении человеческой личности. На беспристрастном и справедливом суде, которого очень нам не хватает, на независимых судебных органах.
Эта власть, эта сила должна быть силою добра, а не силою принуждения. Вот, собственно, главная идея, которую мы пытались сформулировать.
— Еще у меня сложилось ощущение, отец Алексий, что это письмо и количество подписей священнослужителей под ним — это абсолютно историческое явление.
— Меньше нас это заботит, меня, по крайней мере. (Смеется). Во-первых, количество подписей меньше всего меня заботит...
— Просто я не помню ничего такого, это довольно беспрецедентная акция...
— Не стоит придавать этому событию исторического характера и делать из этого письма что-то такое из ряда вон выходящее. Мне кажется, это естественная позиция всякого христианина, она должна быть выражена примерно таким образом.
— А что патриархия? Какая-то была реакция? Существует же определенная церковная "вертикаль". Как отреагировали?
— По этому поводу было два официальных выступления. Одно из них принадлежит заместителю [главы] информационного отдела Вахтангу Кипшидзе, это его позиция как официального лица. Второе — это официальная позиция, которую я недавно сейчас прочел, самого отдела.
Где сформулированы еще раз и показаны те принципы печалования перед властью, которых мы как раз старались придерживаться, которые не расходились с той самой позицией, официальной позицией церкви, которая сформулирована в основах социальной концепции Русской православной церкви. Она и цитируется там, собственно говоря, и для нас это основа нашего письма.
Вторым пунктом этого официального обращения было то, что этот отдел ставит под сомнение нашу компетентность как священников, что мы хорошо понимаем и разбираемся в сути этого дела. Но на самом деле это не так, потому что практически все из подписантов очень хорошо знают, как это дело проходило. В том числе я в своем приходе имея людей, близко связанных с этим делом: в том числе адвокатов, которые дали нам возможность ознакомиться с материалами этого дела достаточно подробно.
Но тем не менее наша компетенция поставлена под сомнение. И отдел по взаимоотношениям церкви и общества поручил Русскому народному собору, по-моему так, там есть правозащитный центр при Русском народном соборе, разобраться в этой ситуации и уже профессионально изучить дела, которые вменяются этим людям, о которых написано в этом письме, с тем, чтобы, как там написано, оказать им возможную поддержку в случае, если они действительно в ней нуждаются и невиновны.
Мне кажется, это такая вот взвешенная позиция. Ради Бога, если этим займется церковь, и церковь в лице своих официальных структур будет разбираться с подобными вещами – мне кажется, это будет хорошо.
— Спасибо большое. Последний вопрос остался у меня: а паства? Вы среди прихожан это обсуждали или, может быть, прихожане обращались к вам?
— Нет, конечно. Среди прихожан я это не обсуждал...
— Я имею в виду саму ситуацию, "московское дело". Говорили об этом?
— Нет, я никогда не обсуждаю с прихожанами вещей, которые не касаются нашей общей богослужебной деятельности, если это не какие-то частные разговоры с частными людьми, которые мне просто как-то близки. Я никогда не использую ни церковный амвон, ни место проповеди ни для чего, кроме как для проповеди Священного Писания и Евангелия.
