Ссылки

Новость часа

"Получил четыре тысячи писем и пять тысяч писем написал". Отец Максима Знака – о приговоре сыну


Максим Знак в суде в Минске
Максим Знак в суде в Минске

Соратников Виктора Бабарико и членов Координационного совета оппозиции в Беларуси приговорили к реальным срокам: Марии Колесниковой дали 11 лет колонии общего режима, Максиму Знаку – 10 лет колонии усиленного режима

Знак работал юристом штаба кандидата Бабарико во время избирательной кампании 2020 года, после был в президиуме Координационного совета белорусской оппозиции. Структура просуществовала недолго, Колесникову и Знака позже обвинили в призывах к действиям, угрожающим национальной безопасности, создании экстремистской группировки, заговоре с целью захвата власти.

Отец Максима Знака, Александр, рассказал Настоящему Времени, что он думает о приговоре и как прошла его последняя встреча с сыном.

Отец Максима Знака о приговоре сыну
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:06:09 0:00

— Когда вы в последний раз до вчерашней встречи виделись с сыном лично?

— Я видел его в суде. Личная встреча у нас была 4 сентября 2020 года, когда Максиму исполнилось 39 лет.

— Расскажите после вчерашней встречи, как Максим оценивает приговор суда?

— Нам сложно было на эту тему говорить. Он не имеет права говорить подробности дела, я не имею права задавать вопросы на эту тему, согласно той бумажке, которая висела в кабинке для переговоров, где я с ним разговаривал. Но в своих письмах он неоднократно писал, что он понимает, что это не совсем из области правосудия все происходит, что некие другие факторы влияют на тот срок, который он получил. Мне даже показалось, что он сочувственно относился к судье, которому пришлось вынести такое решение.

— Сочувственно относился к судье?

— Да, он ему сочувствовал. Он, по сути дела, его коллега. Скорее всего, они заканчивали одно и то же учебное заведение, учили их одни и те же преподаватели. И судья во время процесса должен был выслушивать некие аргументы от Максима. По отрывочной информации было сказано, что Максим выступал с речью три часа. Ну, наверное, виноватым говорить три часа особо нечего. И надо было все это выслушать. Когда судья зашел оглашать приговор, у меня сложилось впечатление, что ему это очень тяжело давалось: он ни разу не поднял глаза, он постоянно кашлял. Не очень приятное зрелище было – смотреть на этого судью.

— По поводу вчерашней личной встречи. Вы говорите, что не смогли задавать сыну все вопросы. Эта встреча была не личная, кто-то присутствовал при этой встрече или вас прослушивали?

— Безусловно, нас прослушивали. Мы были изолированы друг от друга стеклянной перегородкой. С его стороны была телефонная трубка, с моей стороны была телефонная трубка. Мы разговаривали и было видно, что некий сотрудник сидит в другой комнате и смотрит на компьютер. Может быть, именно туда это все транслировалось.

— Как выглядит Максим после приговора? Какое у него состояние?

— Спокойнее стало и мне, и Максиму, потому что ожидание чуда присутствовало все время, а сейчас уже веры в чудо нет, есть какой-то перечень конкретных практических действий, которые мы должны сделать. Как я смеюсь – Максим просит купить ему какую-то специальную униформу, которая будет использоваться в той колонии, куда его пошлют. Я это уже назвал "колониальной одеждой". Нам надо купить ему эту одежду, потому что она более удобная, чем та, которая будет выдана непосредственно в месте отбывания наказания. Это первый момент, который должны были решить.

Надо было подумать, какую ему передать сумку, которую он сможет сдать на склад, а мы потом, возможно, сможем забрать те четыре тысячи писем, которые он получил от своих друзей, знакомых и совершенно незнакомых людей. Он получил четыре тысячи писем, и около пяти тысяч писем он написал.

— Кроме одежды, о чем еще успел рассказать вам Максим? Возможно, он попросил передать какие-то слова друзьям, коллегам, белорусам в целом?

— Я не могу сейчас вспомнить весь наш разговор. Я хочу просто сказать, что Максим прекрасно выглядит. Прекрасно выглядит с точки зрения физической формы. Трезвость мысли, уверенность в себе. Может быть, он меня пытался как-то этим успокоить, но мне показалось, что он очень уверен в себе. И на этот срок, по-моему, он не обращает внимания.

— Как вы считаете, есть еще смысл подавать апелляцию? Адвокаты будут подавать?

— Да, адвокаты будут подавать апелляцию. Смысла, на мой взгляд, в этом нет никакого. Есть только один практический возможный нюанс, что день нахождения в СИЗО засчитывается как полтора дня нахождения в колонии.

Второе – пока он находится в Минске, до вступления в силу решения суда, а это уже будет день апелляции, мы можем передавать ему какое-то большее количество продуктов, других вещей, медикаментов, если понадобится. А уже после этого там вступают в силу очень сильные ограничения: не более трех посылок в год можно будет послать, не более 150 рублей в месяц можно будет потратить и тому подобное. То есть это просто некая отсрочка жизни в более комфортных условиях. Хотя комфортными условиями нахождение в подвальном помещении не назовешь – его камера находится ниже уровня земли, окошко у него в приямке находится, из окна он видит "Землю в иллюминаторе", как в его шуточной песне. У него "Земля в иллюминаторе видна". Поэтому побыть на свежем воздухе, увидеть солнце, наверное, это было бы для него полезно.

XS
SM
MD
LG