Новая акция протеста в России пройдет 14 февраля, в гибридной форме: координатор ФБК Леонид Волков предложил всем, кто хочет участвовать в акции, выйти во двор и светить фонариком – и постить фотографии в соцсетях. Самого Волкова заочно объявили в розыск по уголовному делу о призыве несовершеннолетних к участию в несанкционированных акций, сам он находится вне России.
О том, зачем проводить такую акцию и насколько адекватна реакция государства и силовиков на планы оппозиции, Настоящему Времени рассказала российский политолог Екатерина Шульман.
— Ваши три печати при комментировании: "Ничего этого не будет", "Не об этом думать" и "Это не имеет значения". Что сейчас имеет значение в российской политике?
— Вопрос очень хороший, потому что много обсуждается всякого белого шума, который потом сменится завтра другим белым шумом, и мы о нем не вспомним. Полезно не терять из вида те важные вещи, которые происходят. Они довольно однообразны. Мы с вами смотрим на все, что касается предстоящих в сентябре выборов. И все, может быть, кажущиеся странными активности людей, причастных или тех, кто будет причастен к выборному процессу, сводятся к довольно простым электоральным целеполаганиям. Поэтому все вокруг парламентской кампании – это важно, и мы за этим наблюдаем.
Мы всегда смотрим на любую активность силовых структур, на какие-то внутренние изменения, которые с ними могут происходить – расформирование, слияние, реформы сокращения, расширения, законодательные изменения, – и на их собственную активность репрессивную полицейскую, уголовные дела, какая динамика в этом отношении, как меняются статьи Уголовного кодекса, как они применяются на практике. Это всегда важно, это непосредственно нас касается, поэтому то, что происходит здесь, имеет значение.
Мы также смотрим на разные формы протестной активности, но это сейчас почти все может быть отнесено в папку предвыборных событий, поскольку протесты, как маленькие ручейки, стекаются к одной большой предвыборной реке.
Третье, на что мы всегда смотрим, – мы смотрим на то, что делает наша большая бюрократия. То есть какие административные реформы, преобразования в этой сфере. Это может выглядеть скучно и как-то не в контакте с реальностью, но тем не менее это большая и довольно богатая ресурсно-мощная государственная машина, которая сама с собой разговаривает этим языком планов, стратегий, указов – то, что там происходит, тоже имеет значение.
В этом смысле предстоящее послание президента Федеральному собранию, которое и предвыборное обращение к правящей бюрократии, оно тоже будет, наверное, нам интереснее, чем много какие ни к чему не привязанные публичные заявления, на которые обращают внимания люди, потому что это весело. Это весело, но на этом и заканчивается.
— Если говорить о вашем втором пункте, то идея акции Волкова с фонариками 14 февраля – это важно?
— Это важно, потому что это касается этого большого течения протестов, которое у нас началось практически с начала января, сразу после новогодних каникул. И это тоже будет все стягиваться к выборному этапу, к предвыборной кампании и к самим выборам, к их последствиям. Это первое.
Второе – это важно, потому что это либо станет поводом для нового репрессивного креатива, либо не станет, может пройти относительно мирно – это тоже не исключено. Когда, как всегда почти последнее время бывает с протестными акциями, о них объявляется, то ты думаешь: "Это как-то странно, наверное, никто не придет, скорее всего, или придет мало людей. С чего вдруг? Какой у людей повод в этом активно участвовать?"
Потом за дело берется мощная государственная машина, она начинает рассказывать всем о том, что это происходит, она рассылает оповещения учителям и родителям, она рассылает оповещения работодателям, она выступает с трибуны Государственной Думы, она включает телевизионные каналы и всем рассказывает: "Ни в коем случае не забудьте позабыть безумного Герострата. Не забудьте не принять участие в акции 23 января, 31 января, 2 февраля, а теперь 14 февраля. Пожалуйста, имейте в виду, что вы совершенно обязаны никогда не светить фонариком своего телефона". И тут это все начинает приобретать какой-то такой объем и красивую силу в движении, как у Некрасова, которой ты при первом объявлении никак не ожидал.
— Интересно ваше сравнение цитокинового шторма при коронавирусе с реакцией государства на протесты. Считаете, что чрезмерное количество силовиков на улицах страны способно погубить государство?
— Само по себе количество силовиков на улицах никого погубить не способно – оно только утомляет этих самых силовиков либо пугает, либо раздражает тех граждан, которые это видят. Цитокиновый шторм бывает не только при коронавирусе, я не буду сейчас залезать на чуждую мне медицинскую почву, но это именно избыточная реакция иммунитета организма на какое-то внешнее воздействие или на то воздействие, которое воспринимается как враждебное и приходящее извне, которая своей силой губит сам организм.
Действительно, у нас силовые структуры, в особенности за последние годы, начиная с 2014 года, и кадрово, и бюджетно, и законодательно усилились довольно значительно. Их много. Если совсем примитивизировать, то можно сказать, что им надо чем-то заниматься. Если они уже в последние годы все больше и больше были заточены, как принято говорить, на борьбу с воображаемой оранжевой революцией, с какими-то извне дирижируемыми внутренними распорядками, то если этих беспорядков нет, значит, их надо организовать и обязательно их предотвратить, как-то победить и разгромить. Потому что иначе зачем их так много, иначе зачем каждый год растут расходы на них в федеральном бюджете? Они должны какую-то настоящую серьезную угрозу обязательно предотвратить.
При этом, как обычно, это такое двустороннее движение. Протестная активность действительно возрастает, она не организована силовиками и даже возникает не в ответ на какие-то их действия. Действительно, у людей есть поводы для недовольства, которые накапливались с 2014 года – с того момента, как у нас доходы людей стали снижаться. Снижение доходов и нарастающая несвобода, и отсутствие изменений, к которым [движет] естественная смена поколений, но при этом политически она не происходит, не происходят эти изменения, – все это создает накопленное раздражение. Вот и встречаются эти два одиночества: общество, у которого много чего есть предъявить, и силовое сообщество.
