В Кемерове уже пять сотрудников полиции оказались под следствием по делу о гибели девушки: ее избивал бойфренд, соседи вызвали полицию, но сотрудники не отреагировали. Когда соседи выломали дверь, девушка была уже мертва. Еще один случай – в Новосибирской области, там в отношении полицейского проводят проверку: он приехал по вызову женщины, но не смог попасть в квартиру (дверь не открыли), через несколько часов ее и мужа нашли в этой квартире мертвыми. Она жаловалась на насилие и угрозы с 2011 года, но прощала абьюзера.
Фонд "Насилию.нет" (который российские власти признали "иностранным агентом"), депутат Оксана Пушкина, активистка Алена Попова и другие защитники и защитницы прав женщин в России говорят о необходимости принять специальный закон о профилактике домашнего насилия. Но он "застрял" на стадии внесения и до сих пор не был обсужден в Госдуме.
Адвокат, руководитель практики особых поручений коллегии адвокатов Pen&Paper Екатерина Тягай в эфире Настоящего Времени объяснила, почему ключевое слово в названии этого законопроекта – "профилактика" и что может изменить такой закон.
— Смотрите, Путин заговорил о домашнем насилии, это дает какую-то надежду, как вам кажется?
— Мне кажется, что надежду должны давать не слова, а действия, направленные на профилактику семейно-бытового насилия и борьбу с ним. Даже если эти слова исходят от первого лица, за ними должны последовать конкретные шаги, которые позволят от разговоров перейти к делу, и этого до сих пор не происходит, к сожалению.
— Екатерина, у вас нет ощущения, что российские власти и законодатели как-то не совсем понимают суть этой проблемы? Для президента, как мы слышали, это только дети, а большинство депутатов, складывается такое ощущение, считают, что женщины сами во всем виноваты.
— Я думаю, что, к сожалению, когда на таком высоком уровне ведется речь о такой масштабной проблеме, оперируют не серьезными какими-то исследованиями, не какими-то данными, которые предоставлены, а оперируют небольшой шпаргалкой, которую дают для такого разговора подчиненные первого лица. Поэтому я бы не отталкивалась от понимания в рамках этого выступления.
Я бы отталкивалась от того, что у нас в стране нет вообще ни у президента, к сожалению, ни у кого другого никакой официальной статистики по домашнему и семейно-бытовому насилию. У нас нет специального закона, у нас нет понятия "насилие", у нас нет ни одной легальной категории, которая могла бы быть подспорьем и костылем для того, чтобы эту проблему действительно решить. Поэтому вынуждены каждый раз привязывать конкретные ситуации к поводу, комментировать ее на примере насилия над детьми, над женщинами, над женатыми, над неженатыми и так далее.
— Екатерина, в общем законы, которые касаются темы домашнего насилия, в России они есть, но они плохие? Или же их нет? Или есть, но не исполняются? Вы можете дать характеристику нынешнему положению дел с точки зрения законодательства, с точки зрения юриспруденции?
— Да, конечно, спасибо. Это очень важный вопрос. И мы не устаем говорить о том, что на самом деле в России отсутствует вообще законодательство, которое направлено на, подчеркну, профилактику семейно-бытового насилия. Почему я подчеркиваю именно профилактику? У нас есть нормы уголовного и административного кодексов, которые позволяют реагировать полномочным органам на уже свершившийся акт насилия по принципу, давно и широко, к сожалению, известному: "Труп будет – приедем, опишем". Нет практически ни одной нормы, нет практически ни одного легального инструмента, который позволял бы купировать эту проблему в зародыше.
А этих инструментов очень много, и поэтому мы так бьемся всем профессиональным сообществом за принятие специального закона именно о профилактике семейно-бытового насилия. Это закон, который будет давать возможность [реагировать] не только на то, что насилие уже произошло – а мы слишком много, к сожалению, видим свидетельств этому каждый день из телевизоров, интернета и всех остальных источников. Это закон, который давал бы охранные ордеры, которые во всем мире существуют и не позволяют, например, насильнику приближаться к жертве, если есть риск совершения насилия вновь и вновь. Это специальные нормы, которые позволяют повышать квалификацию сотрудников органов, которые работают с проблемой семейно-бытового насилия. Потому что эти сотрудники – такие же люди из таких же семей, которые не знают, как к этому подойти, которые не знают, как это решить. И это огромное количество других альтернативных инструментов, которые позволяют решить проблему до того, как насилие окажется совершенным.
Россия является одной всего из двух стран, которые не подписали, входя в международное сообщество, Стамбульскую конвенцию, которая искореняет все формы насилия над женщиной и все формы гендерного неравенства. И [государство] объясняет это всеми возможными способами, в том числе тем, что якобы в нашей стране есть другие инструменты, которые от этого насилия защищают. Но, увы, это не так.
