В Минске на акцию протеста 23 августа вышло не менее 200 тысяч человек (такую оценку приводит, в частности, правозащитный центр "Вясна"). Уличные митинги и шествия продолжаются уже две недели после выборов, признать которые недействительными из-за фальсификации результатов и требуют протестующие. Кроме того, жители Беларуси возмущены жестокостью милиции и ОМОНа.
В ответ на протесты Александр Лукашенко, официально объявленный президентом страны, обещает "закрыть на замок" предприятия, рабочие которых присоединились к протестным забастовкам, и поручает МВД и КГБ выявить всех "подстрекателей и провокаторов". Минобороны страны грозит протестующим армией и называет бело-красно-белый флаг независимой Беларуси, с которым люди выходят на улицы, "фашистским".
Юрий Царик, сооснователь и руководитель российских и постсоветских исследований Центра стратегических и внешнеполитических исследований в Минске, в эфире Настоящего Времени объяснил, почему такая риторика Лукашенко и его окружения усиливает протестные настроения и выводит на улицы еще больше людей.
— После небольшого спада после предыдущего воскресенья протесты разогревались и набрали максимальную силу сейчас. Я думаю, что сейчас у нас есть где-то около того же количества граждан, выступающих в Минске, как мы видели и в прошлое воскресенье.
Но самое главное то, что те признаки некой стабилизации поведения и оценок со стороны властей, которые стали заметны после предыдущего воскресенья, на самом деле сменились еще более неадекватной оценкой ситуации: угрозами, заявлениями о возможном вторжении со стороны стран НАТО и так далее. В общем, такими заявлениями, которые, я думаю, подавляющее большинство населения страны, даже те, кто поддерживают Александра Лукашенко или поддерживали до самого недавнего времени, воспринимают как слегка неадекватно складывающуюся ситуацию.
— За этими угрозами, которые действительно Лукашенко стал произносить очень часто, за ними есть какая-то реальная сила?
— Ну если брать внешнеполитические угрозы, то, конечно, их со стороны стран НАТО нет, у нас главная проблема все-таки в белорусско-российских отношениях.
Что касается угроз по отношению к протестующим, что с понедельника власть будет "наводить порядок", и, по сути, как мы понимаем, имелось в виду прекращение вот этой вольной протестной активности уличной, которую мы наблюдали на протяжении всей предыдущей недели и недели до этого, то сегодняшняя акция, мне кажется, является таким ярким наглядным ответом на данное заявление Александра Лукашенко. Ведь среди протестующих и так были сильны настроения в том плане, что если мы не победим, если мы не доведем свой протест до какого-то важного итога, то власть потом будет нам мстить. И Александр Лукашенко своими словами, по сути, укрепил эти страхи. То есть даже люди, которые вроде бы и подустали от протестов, вроде бы и были склонны, может быть, уже меньше участвовать в этой уличной активности, получили подтверждение, что после понедельника, если они не укрепят как-то свои позиции, будет им совсем худо и репрессии примут вообще массовый характер. И это, безусловно, внесло свой вклад в то, что сегодня гораздо больше, я думаю, чем ожидалось, людей появилось на улицах Минска.
Соответственно, я надеюсь, что для белорусских властей такой исход событий, такой промежуточный итог будет полезной терапией реальностью и все-таки подтолкнет их к какому-то более адекватному диалогу с белорусским обществом. Потому что очевидно, что здесь речь идет уже не об оппозиции, а о значительной части белорусского общества, как минимум половине его.
— Я так понимаю, что Александр Лукашенко вообще не фанат этой терапии реальности и, возможно, с ней сталкивается сейчас впервые. Что ему мешает отпустить власть? Зачем оставаться среди тех людей, которые активно тебя не любят?
— Вопрос во многом философский, и можно по-разному на него отвечать: есть психологические моменты, есть привычка к власти за 26 лет, в которой сам Лукашенко признавался. Есть или, по крайней мере, был до недавнего времени, мне кажется, такой серьезный все-таки эффект неадекватной информированности и недооценки масштабов протеста. Потому что в прошлое воскресенье выступления все-таки во многом воспринимались как реакция общества на ту волну насилия со стороны правоохранительных органов, которая была при задержаниях с 9 до 12 августа. Но сейчас понятно, что уже к этому все не сводится, что это гораздо более долгосрочный факт.
С этой точки зрения, мне кажется, мы долго шли к такому уничтожению культуры диалога в белорусском обществе как между властью и оппозицией, так и внутри самой власти – что самое важное и что самое печальное. И вот эта формула о том, что парламент, улица и все остальное – это не место для дискуссий, не место для диалога, она играет сейчас трагическую роль в судьбе самого Лукашенко и, возможно, в судьбе Беларуси. Потому что нет ни навыков, ни форматов, интерфейса для того, чтобы взаимодействовать и общаться. Александр Лукашенко для себя в том числе не видит, что ли, контрагента. Учитывая, что Светлана Тихановская находится вне страны.
Кроме того, у него есть свои подозрения, зная о судьбе Януковича, он прекрасно помнит эту судьбу, что Янукович вступил в переговоры, в общем-то, было достигнуто соглашение, Россия не подписала эти соглашения и не выступила гарантом, в результате Янукович вынужден был бежать. И Александр Лукашенко понимает, что, возможно, он сейчас втянется в переговоры, даст слабину, это деморализует силовиков, но в итоге протесты все равно не прекратятся, и в этих переговорах ничего, кроме капитуляции самого Александра Лукашенко, протестующая сторона не примет. И он, конечно, пытается избежать вот этой судьбы Януковича, но, судя по всему, пока что не очень удачно.
— На самом деле сейчас мы просто будем наблюдать за тем, как быстро у Александра Лукашенко внутренне получится смириться с тем, что ему нужно уйти?
— На мой взгляд, да, это довольно точная формулировка. Уже после 9 августа было понятно, что речь идет именно об этом, но у властей было более широкое пространство для маневра, сейчас у властей гораздо более узкое пространство для маневра, и условия смещения действующего главы государства, потенциальные условия уже являются гораздо менее привлекательными и гораздо менее мягкими. Но власти, видно, все-таки постоянно запаздывают в оценке этой ситуации, и им все время кажется, что у них гораздо больше возможностей, чем есть на самом деле.
