О состоянии снятого с рейса Ryanair Романа Протасевича и его родных Настоящему Времени рассказала Екатерина Ерусалимская, главный редактор проекта "Маланка.Медиа" и бывшая девушка Романа, с которой они сохранили дружеские отношения. Протасевич и Ерусалимская были коллегами по телеграм-каналу Nexta. Екатерина говорит, что никакой другой информации, кроме как от белорусских следователей, ни у нее, ни у его родителей нет.
– Возможно, вам что-то известно о Романе на данный момент?
– Более, чем знают в СМИ, нам неизвестно, я постоянно держу связь с его родителями и с адвокатом Романа, но, к сожалению, адвоката сегодня не допустили, то есть не показали Романа, никто ничего не знает, в каком он состоянии, кроме того видео, которое вчера опубликовали пропагандистские СМИ.
– Расскажите, как вы оцениваете это видео? Каким вы увидели там Романа?
– Очень напуганным. Видно по его рукам, по его мимике, по тому, как он проглатывает, видно, что у него либо во рту пересохло от ужаса, либо, как предположили родители, что у него, скорее всего, выбиты зубы с левой стороны, поэтому щека такая опухшая. Это похоже на правду, судя по тому, как он говорит. Ну и очевидно, что его пытают. И даже фраза о том, что "со мной все хорошо, сейчас я даю правдивые показания", она подчеркивает тот факт, что его пытают, потому что он бы не мог так легко сидеть и закладывать людей.
– Вы как человек, который хорошо его знает, когда он занимался этими телеграм-каналами, до этого "Еврорадио", все равно принимал участие даже как активист в различных акциях, он понимал степень риска, оценивал это, сознательно на это шел?
– Ранее, когда он только начинал, еще до момента, когда его объявили экстремистом, я не думаю, что он осознавал, насколько это все серьезно может для него обернуться, потому что таких активных белорусов, как Роман, очень много, но не каждого объявляют экстремистом и не ради каждого сажают самолет на землю и истребители высылают. Поэтому я не думаю, что он осознавал, насколько это все серьезно. Он просто делал то, что делали многие, а тем более после событий августа 2020 года все активничают.
– А воспринимал это просто как занятие, профессия или как миссию, призвание?
– Скорее как миссию. Он считал должным заниматься тем, чем он занимался, и даже когда на Nexta работал, у него не было выходных, когда уже совсем уставал, такая накопительная усталость была, ему хотелось все бросить, но он не бросал и говорил, что пока такая ситуация в стране, пока люди сидят, людей бьют, убивают, он не может себе этого позволить. Поэтому он долгое время вообще жил без выходных нормальных и без отпуска. Для него это была миссия, и он это все очень сильно переживал. И даже когда первые были такие многочисленные марши и когда выходили сотни тысяч людей на улицы Минска, он плакал. Для него это настолько было серьезным все.
– Не говорил он вам, не размышляли вы вечерами о том, "а что будет, если меня вдруг примут, как я буду себя вести"?
– Это никогда не обсуждалось, точнее, обсуждалось, но не обсуждалось в том ключе, что "если меня примут". Мы не предполагали такого, что его могут принять или задержать. Более того, он даже смеялся, что после всех тех угроз, которые сыпались на нас, работников Nexta, он все равно смеялся и говорил: "Что на территории Польши могут с нами сделать? Это будет международный скандал, никто на это не пойдет, Лукашенко на это не пойдет". Он думал, что это все невозможно.
– А вы в Польше вместе жили и работали вместе, так я понимаю?
– Да, в Варшаве жили вместе и работали на Nexta.
– Известно ли вам, в каком состоянии его родители? Вы говорите, что поддерживаете связь с ними?
– В очень тяжелом состоянии. Мама часто впадает в такую панику и начинает очень плакать, ей кажется, что "все, конец". А тем более что со всех сторон разная информация, как это было вчера: позвонили знакомые, сказали о том, что нашли медицинские документы, якобы он поступил в критическом состоянии в больницу, потом вы публикуете видео: якобы он в СИЗО и он там избит – в общем, она еле держится. Плюс она понимает, что нужно давать интервью налево-направо, чтобы мировое сообщество как-то будить и что-то делали в защиту Ромы, но она уже на издыхании это все делает, у нее уже нет сил.
– А папа?
– Папа в том числе. Но папа – мужчина, ему, наверное, немножечко больше сил на это все, мама – очень впечатлительная, эмоциональная женщина.
– Катя, что известно об этой девушке, которая с ним была? Это его девушка нынешняя, правильно я понимаю из каких-то сообщений?
– Я не знаю, насколько у них там все серьезно, не могу утверждать.
– Ну то есть раньше вы ее знали, занимались ли вместе на этом телеграм-канале, имеет ли она отношение к журналистике или к блогерству?
– Я точно знаю, что она не имеет никакого отношения к политике, к журналистике, к блогерству, это обычная студентка ЕГУ, которая максимум могла как волонтер помогать здесь что-то там делать, но точно не в политике, точно не в организации массовых беспорядков, о чем сейчас говорят пропагандисты. Просто девочка оказалась не в том месте и не в нужное время. И мне на самом деле очень жаль, потому что вот кого-кого, а ее сажать было бы вообще глупо.
– Как думаете, можно ли сейчас что-то сделать для того, чтобы Романа вытащить из СИЗО? А если можно, то что?
– Я думаю, что Евросоюз и Штаты сделают максимально возможное от себя и уже начали делать, но меня сегодня очень впечатлило, вот буквально час назад я видела комментарий на "Желтых сливах", если вы знаете, это пропагандистский такой телеграм-канал, они очень посмеялись над тем, что в каком-то европейском городе около посольства Беларуси выйдут белорусы и будут запускать бело-красные самолетики в поддержку Романа Протасевича. Они посмеялись, на самом деле мне тоже очень смешно от таких акций, потому что я считаю, что бело-красные самолетики должны запускать на улицах Беларуси сейчас. И только это может помочь не только Роману Протасевичу выйти на свободу, но и всем остальным политзаключенным Беларуси.
– Ну вы же понимаете, почему люди не выходят? Уже режим репрессий настолько серьезен, что, я так понимаю, страх?
– Я понимаю, что это страх, но мы боялись все 26 лет, и после августа 2020 года все белорусы резко начали гордиться собой, что наконец-то произошла трансформация, люди проснулись. Но люди как проснулись, так и уснули обратно, у меня складывается такое ощущение. Да, запугали, но эти запугивания никогда не закончатся, репрессии никогда не закончатся – ну и что, и что мы теперь, это так просто оставим и промолчим? Мое мнение, что, конечно, многие могут меня осуждать, что я нахожусь за границей, мне говорить легко, но я в свое время тоже ходила по площадям, и если бы я могла сейчас пересечь границу и что-то сделать, я бы это делала. Просто я понимаю, что меня не пропустят дальше в любом случае.
