В российских колониях начали угрожать новыми сроками тем, кто отказывается ехать на войну в Украину. Такие сообщения от родственников осужденных поступают из Самарской, Ростовской областей, Пермского и Краснодарского края, регионов Северного Кавказа. Это подтверждают и правозащитники.
Корреспондент проекта Idel.Реалии поговорил с матерью заключенного, отбывающего наказание в ИК-40 в городе Кунгур в Пермском крае. Тринадцатого января он сообщил ей, что едет воевать в Украину, хотя до конца срока ему оставалось менее шести месяцев. Женщина считает, что ее сыну могли угрожать.
"Прошел месяц с последнего звонка – не знаю, живой ли"
— У Димы (имя осужденного изменено по просьбе матери) был срок три с половиной года. Ему оставалось сидеть меньше полугода. Как мой сын решил туда [в Украину] поехать? Ведь он не хотел. Мы с ним обсуждали это до Нового года… Он успокаивал меня: "Мам, мне скоро на свободу. Ну куда я поеду?" Еще сказал мне, чтобы новые вязаные носки ему не отправляла, потому что скоро выходить, домой ехать. А я еще говорю: "Кто знает, дорога длинная" – и спокойно мне, что ноги в тепле.
13 января сын звонил мне в последний раз. Сказал, что в дороге. Я сначала подумала: "А вдруг раньше домой", – заулыбалась. Сын ведь у меня добрый, хороший. Знаете, какой он у меня. Помню, если идем мы по улице и навстречу пожилые, которые просят о помощи, он сигареты или хлеб им покупал. Добрый парень. Тяжело таким по жизни. Не так, наверное, мне воспитывать сына нужно было.
13 января сын по телефону сказал, что в дороге, но не домой, как я потом услышала. Говорил он тихо и спокойно, без эмоций. И начал со слов, что так нам – его семье – только лучше будет. Так и так, мол, решил участвовать в "спецоперации", что так мы себя будем честнее чувствовать и спокойнее. А как спокойнее? Прошел месяц с последнего звонка сына – и я не знаю, живой ли он. Где он вообще сейчас, кто мне скажет? Одно знаю – все не просто так. Я почувствовала, что его уговорили туда поехать. Он многого мне не сказал, думаю. Ведь все звонки прослушивают. Что там с ним делали, как уговаривали – ничего не знаю. Я думаю, угрожали новыми сроками, но его точно уговорили. Почему он ушел, когда так мало осталось сидеть? Лучше так, наверное, подумал: лучше прийти военным, чем тюремщиком. После тюрьмы и его ребенок ведь будет жить с его статусом. У нас сядешь один раз в тюрьму – и жизнь, считай, прервана. Никому потом эти люди не нужны. А тут этим людям шанс дают как бы героем вернуться.
У моего сына нет военной подготовки. Он не служил. Даже не представляю, как он будет участвовать в "спецоперации". Откуда они подготовленные? Они выживают просто. Я вообще считаю, что сидевшие не должны воевать. Правильно разве это? Может, считают, что они там в тюрьмах самые злодеи и их можно отправлять на борьбу против других злодеев. Только самые злодеи – не дураки. Они не сидят. Они изворотливые. Мой сын сидит за разбой (статья 162 УК РФ). Какой он злодей? Он не убийца. Так, где-то подрался и оказался крайним. Сейчас тоже крайним оказался… Не знаю, зачем эта война вообще нужна. Зачем он вообще туда поехал? О политике вообще говорить не хочу… Ну кто-то останется, а люди умрут. Одна война кончится, другая начнется, потому что злость останется. Как любая мать, войну я не поддерживаю. Сколько молодых сейчас погибло, сколько детей без отцов осталось. Женщинам теперь только самим семью брать в свои руки. Надеяться на кого-то не стоит, – рассказала мать заключенного.
"Готовлю себя к тому, что сын не вернется"
— Это мой единственный сын. Муж мой умер. Вспоминаю наш последний разговор 13 января – сын сказал, что "спецоперация" изменит жизнь, в мире будем жить. Только это не его слова. Сижу сейчас и думаю, вернется ли он домой. Дима всего 40 лет пожил. Работал в охране от разных коммерческих организаций. Он женат. Жена ждет его, переживает. Дочь во втором классе учится. Что ей потом сказать? Я уже себя готовлю к тому, что мой сын не вернется. Дочери скажем, что папа летчиком был и на войне умер.
По словам женщины, никто из знакомых и близких на войну не ездил. В разговоре она вспомнила случай на работе:
— Молодого парня осенью мобилизовали, а через четыре месяца он с ранениями вернулся. Он все рассказал, что там было. Я старалась тогда на работе меньше слушать, чтобы не расстраиваться. Из 35 человек, как он сказал, пять человек осталось в живых, из которых четверо – контуженные. Остальные погибли. Всего он четыре месяца отслужил и на руки получил 195 тысяч рублей. Это помогли, называется? Мне не нужны деньги. Лишь бы сам пришел живой. Если сына не будет, зачем деньги.
Главное, чтобы он в плен не попался и не потерялся. Там ведь каждый за себя. Главное – узнать, в каких он войсках. Где они там бывают, хоть позвонил, сказал бы. Вообще живой ли сын мой? Куда мне сейчас позвонить, кто скажет о моем сыне? Я бы самому Пригожину (Евгений Пригожин – основатель "ЧВК Вагнера") позвонила сейчас. Сказала бы ему, если он там сейчас находится, пусть ответит, живой ли мой сын. Хоть на минуточку поговорить, голос родной услышать. Но Пригожин, наверное, не там. Думаю, он в других местах собирает людей. Кто мне скажет, куда позвонить, просто спросить, живой ли мой сын?..
Полностью материал опубликован на сайте проекта Idel.Реалии
