Преследования после акции за свободу Навального 21 апреля продолжаются. Во вторник, 27 апреля, как минимум к семи журналистам, освещавшим акции протеста 21 апреля, пришла полиция.
Вычислять участников протестов в Москве помогает городская система распознавания лиц. Политологу Леониду Гозману, который также был задержан на акции в минувшую среду, в отделе полиции показали такое видео с камеры наблюдения и предлагали сказать, что он не принимал участия в несанкционированной акции, пообещав, что тогда дело в его отношении будет закрыто. Он не согласился, и ему предъявили "участие в несанкционированной акции" (ч.5 ст. 20.2).
В разговоре с корреспондентом Настоящего Времени Леонид Гозман рассказал, почему, по его мнению, через неделю после акции продолжаются задержания и преследования и сработает ли такая тактика устрашения.
– В Петербурге акцию разгоняли, в Москве дали собраться, но постфактум наказывают всех. Почему так дотошно сейчас приходят ко всем, кого могут найти? Это подготовка к осенним выборам или причина только в Навальном?
– Это связано с системным кризисом. И Навальный, и осенние выборы – это проявление того же самого кризиса. Я думаю, что они пробуют новую технологию сейчас. Я почти всегда хожу на несанкционированные акции не потому, что я думаю, что конкретно этой акцией мы чего-то добьемся, а потому, что считаю, что это, простите за высокие слова, долг русского интеллигента – быть там, где произвол, где нарушается закон, и так далее. Как говорила Ахматова: "Я была тогда с моим народом". С лучшей частью народа, которая выходит на протесты.
Раньше ведь как это было: если взяли – тебя взяли. Берут всегда меньшинство, даже когда самые-самые крутые разгоны и аресты, все равно ведь попадает 2-3% в автозаки, в общем относительно немного. Вот ты попал – все, проскочил – у тебя, так сказать, некоторое облегчение, что тебя не ударили дубинкой, тебе не дадут срок и так далее, все хорошо. Сейчас другая ситуация, они дают сигнал всем: "Значит, так, ребята, вы идете – идите, но потом год после этого вы должны ждать нашего прихода, нашего стука в дверь. А придем мы или не придем – это как мы захотим. Нужен ты будешь – придем. Не нужен – ну хрен с тобой". Они всех теперь ставят в такое положение.
Кроме того, я думаю, что был такой момент, который был у меня, я не уверен, что он есть у всех, но я думаю, что он есть у тех, кто обладает хоть какой-то минимальной известностью. Они говорят: "Отрекись! Отрекись! Скажи, что ты просто случайно туда попал, ты вот к этим смутьянам не имеешь никакого отношения, и тогда мы тебя отпустим, мы тебя не будем трогать". Это важный момент.
– Сработает ли такая тактика устрашения и перестанут ли люди окончательно выходить на митинги?
– Не знаю, частично сработает, частично вызовет озверение. Вообще, все, что они делают сейчас, имеет два последствия, как мне кажется. Первое – снижение числа людей, которые будут выходить на митинги. Второе – радикализация тех, кто все-таки будет выходить. То есть они просто провоцируют насильственные действия, такое уже было в нашей стране.
– Есть ли у вас ощущение, что власть ведет себя так из страха? Какие еще могут быть мотивы у Кремля?
– Да, конечно. Никаких другие оснований нет и быть не может, потому что по-идиотски себя ведут, когда проявится [страх].
