Пианист Тимофей Казанцев во время концерта 16 марта в новосибирской филармонии выступил с политической речью. Сыграв сонату Бетховена, он прямо со сцены обратился к зрителям и предложил им поставить подписи в защиту новосибирской активистки Яны Дробноход. Ее сейчас обвиняют по уголовной статье за неоднократное нарушение закона о митингах.
Концерт, на котором выступал Казанцев, был посвящен памяти пианистки Веры Лотар-Шевченко, которая много лет провела в сталинских лагерях.
Казанцеву дали договорить, он оставил листы для подписей на краю сцены, но зрители не смогли подписаться, листы убрали во время выступления другого музыканта. А в финале концерта сотрудница филармонии извинилась перед зрителями за выступление пианиста.
Тимофей Казанцев рассказал Настоящему Времени о своем решении и о реакции филармонии на его заявления:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Почему пианист из Новосибирска выступил в защиту активистки, которую судят по "дадинской статье"
– Музыка – это всегда про то, что происходит сейчас с нами. Это наши мысли, которые мы передаем, то, что мы получили от композитора, мы как-то преломили через свой внутренний мир и передали дальше слушателям. И поэтому мне странно, когда говорят: "Давайте мы будем говорить о музыке, не будем говорить о политике, будем слушать музыку, не будем говорить о политике". Потому что если у нас сейчас по всей стране идут неправосудные приговоры, задержания массовые – как на это не реагировать? Оно отзывается, отзывается сонатой Бетховена, отзывается заявлениями со сцены.
Новосибирск – это не Москва, и поэтому мы все тут друг друга очень хорошо знаем. И если бы я заранее это обговорил, то либо это было бы санкционировано, что плохо все-таки, несмотря на то, что я ничего такого сильно зубоскального не произнес там, либо пришлось бы меня снимать с концерта, или мне отказываться от того, что я хотел сказать. Я не был согласен ни с одним из этих вариантов и поступил, скажем так, несколько нечестно по отношению к организации филармонии, по отношению к тем людям, которые сегодня писали объяснительные за то, что я вчера наговорил.
Последнее, когда я с ними разговаривал, я разговаривал с утра с замечательным художественным руководителем Владимиром Калужским, он сказал, что ко мне пока больше вопросов нет, они про меня все поняли.
Я не исключаю возможности, что это последний мой выход на сцену филармонии, хотя загадывать совершенно рано. Жизнь длинная, филармония тоже ничего такого конкретного не говорила, хотя этот поступок, конечно, накладывает некую печать на наши дальнейшие взаимоотношения.
У нас достаточно богатая музыкальная жизнь в городе: много где можно играть. Я не боюсь, что я останусь без сцены. В конце концов, если часть сцены в городе для меня закроется, это повод для того, чтобы наконец-то напрячься и научиться ездить не только по своему городу, но и по ближайшим другим.