В России продолжаются преследования активистов, которые открыто выступают против войны с Украиной.
- На политика Илью Яшина составили четыре протокола о "дискредитации" российской армии.
- МВД России объявило в розыск участника телеигры "Что? Где? Когда?" Ровшана Аскерова по делу о реабилитации нацизма. По версии ведомства, он опубликовал на своей странице в фейсбуке "заведомо ложные сведения, оскорбляющие память великого российского полководца, маршала Жукова".
- Накануне стало известно, что Россию покинула активистка Мария Алехина. Для этого она переоделась в форму курьера по доставке еды.
Даже по официальным данным, люди массово уезжают из России после начала войны с Украиной. И это признают сами власти страны. В начале месяца ФСБ отчиталась, что за первые три месяца этого года из России выехали 3 млн 800 тысяч человек. Это данные о пересечении границ, то есть нельзя сказать, что все эти люди покинули Россию и не вернулись. Однако если сравнивать эти цифры с таким же периодом прошлого года, то "пересечение границы" выросло в разы.
- В пять раз увеличилось количество человек, выехавших в Грузию (стало 38 281, за первые три месяца прошлого года – 8504).
- В Армению уехали 134 тысячи человек (что в три раза больше, чем в первом квартале прошлого года, – было 44 586).
- В Азербайджан выехали более 56 тысяч человек (было 20 378).
- В Узбекистан – 53 тысячи (против 15 206 в прошлом году).
- В Таджикистан – 40 тысяч (8857).
- В Казахстан выехало в два раза больше человек – 204 947 (было 122 330).
В каком статусе будут все эти люди, неясно. У одних стран довольно лояльная миграционная политика, у других более жесткая. Гражданам России, уехавшим из-за несогласия с развязанной войной в отношении Украины, мог бы помочь паспорт Нансена, считают активисты из Словакии.
Документ появился сто лет назад. Его придумал комиссар Лиги наций по делам беженцев Фритьоф Нансен. Документ очень сильно помог бежавшим тогда из России после Гражданской войны и революции. За время действия нансеновских паспортов их получили, например, писатели Иван Бунин, Владимир Набоков, музыкант Сергей Рахманинов и Игорь Стравинский, художник Илья Репин.
Активисты из Словакии считают, что документ нужно возродить. Об этом мы поговорили с участником инициативы "Паспорт Нансена – 2.0" Евгением Бугреевым.
– Давайте начнем с какого-то более понятного вопроса, который, наверное, возникает у всех, когда они слышат об инициативе, которой уже без малого 100 лет. В чем суть и смысл паспорта Нансена?
– Вы хотите узнать смысл паспорта Нансена, который был 100 лет назад? Или тот, которого мы добиваемся сейчас?
– Тот, которого вы добиваетесь сейчас.
– Я вам должен сразу сказать, название "паспорт Нансена" в достаточной мере условное, потому что мы взяли за название такой условный образец. Мы не настаиваем, чтобы это был именно полный аналог того паспорта наций, а здесь главное – понять мысль, которую мы стараемся донести до всех, с кем мы общаемся, но главным образом до наших законодателей до сих пор и до законодателей Европарламента, Еврокомиссии сейчас, то, что мы собираемся писать петицию.
Мысль следующая: мы, граждане России, живущие за пределами Российской Федерации, имеющие здесь вид на жительство или постоянный вид на жительство, в различных статусах находящиеся: студенты, предприниматели, люди, которые работают, которые живут по воссоединению семьи и так далее. С момента начала военной агрессии России мы оказались в такой достаточно опасной ситуации.
Во-первых, мы все, несмотря на то, что живем в Европе и все стараемся здесь построить свою жизнь, мы сознательно выбрали этот путь, мы все привязаны к Российской Федерации через наши документы, в первую очередь через наш заграничный паспорт, который у нас является главным документом, удостоверяющим нашу личность за рубежом. Мы вынуждены периодически его обменивать, мы вынуждены его предъявлять по первому требованию в тех странах, где мы находимся, на границе и так далее. И соответственно, если Российская Федерация может выдавать или не выдавать, обновлять или не обновлять такие паспорта, то, соответственно, мы все находимся в достаточно опасной ситуации. Поскольку мы с началом боевых действий и с началом войны, прямо скажем, мало кто из нас остался равнодушным – мы поддерживаем беженцев, мы собираем для них вещи, делаем волонтерскую работу, мы отправляем деньги в эти фонды, которые помогают беженцам, мы комментируем, мы рассказываем нашим знакомым, что и как происходит на самом деле, мы стараемся разоблачать те фейки, которые множит пропаганда.
И все это в настоящее время в России является уголовным преступлением, как мы все знаем. И за все за это мы можем быть уголовно репрессированы на сроки от 12 до 20 лет. И естественно, эта ситуация не может нас оставлять равнодушными.
И мы стараемся эту связь, которую мы имеем с Российской Федерацией, так или иначе разрушить, то есть получить какой-то документ, который позволит нам продолжать нашу деятельность и нашу жизнь в первую очередь в тех странах, которые мы выбрали для своей жизни, без опасений, что когда-то нам придется из-за того, что Россия нам заблокирует, или отменит, или откроет против нас какое-то преследование, что возможно сделать уже сейчас. И таким образом мы останемся без легальных документов. И по законам тех стран, в которых мы находимся, если мы не имеем легальных документов, мы можем быть из этих стран выдворены.
То есть суть инициативы как раз таки в том, чтобы защитить наших соотечественников, находящихся за пределами Российской Федерации, от возможной депортации из-за документов, которыми мы связаны с Россией. Если в самый корень этой ситуации посмотреть, то инициатива направлена именно на это.
– В ЕС есть все-таки возможность выдавать так называемый паспорт иностранца. Например, в Чехии он называется cizinecký pas ("цизинецки пас"). В Словакии, я думаю, наверное, похожее название, который в целом дает похожий статус с тем, чего добиваетесь вы. Чем он не подходит?
– В принципе он абсолютно подошел бы. Но проблема здесь заключается в следующем: мы прорабатывали эту ситуацию и задавали конкретные вопросы здесь в Словакии и относительно этого паспорта иностранца. Проблема заключается в том, что для получения этого паспорта нужно иметь статус, в данном случае в Словакии, приближенный к статусу беженца. А статус беженца нам, гражданам Российской Федерации, получить практически невозможно, потому что этот статус выдается, насколько я знаю законодательную базу, в двух случаях: или мы должны быть уже подвергнуты каким-то репрессиям в России, то есть не то, что мы опасаемся, вот, например, пишем комментарии и за это можем пострадать в будущем когда-нибудь, а если мы действительно уже преследуемы, если против нас уже возбуждено какое-то дело, тогда да.
И второй момент, если Россия объявит официально войну, то тогда как граждане страны, находящейся в состоянии войны, мы можем получить статус беженца. И на этом основании потом получить и этот паспорт иностранца. Без этого нам этот паспорт просто не выдадут. Если бы было принято решение, что давайте дадим такие паспорта – ну окей, это может быть решением. Но здесь нужна политическая воля. Мы не настаиваем, чтобы это был паспорт Нансена, мы согласны и на этот паспорт. Но в настоящий момент и его нам получить невозможно.
– Вы говорили, что общаетесь с чиновниками, пытаетесь им донести эту мысль в том числе как в Словакии, так и, например, в Европарламенте. На данный момент на каком этапе находится ваша инициатива? Кто из высших чиновников с вами связался или на кого вышли вы?
– Ситуация обстоит следующим образом: в Словакии мы проработали практически по всей вертикали власти. Мы разговаривали на местном уровне, мы разговаривали с депутатами парламента Словакии, мы нашли там полное понимание, мы встречались с премьер-министром Словакии, правда, по состоянию здоровья в назначенный день он не смог с нами встретиться лично, и мы, приехав в офис премьер-министра, на Úrad vlády ("Урад влады" – Канцелярия правительства), мы общались через телемост с ним и напрямую ему рассказывали о той проблеме, которая существует. Мы нашли полную поддержку, и полное понимание, и стремление нам помочь.
Нам прямо сказали, что "мы понимаем, мы как Словакия совершенно согласны с тем, что мы должны что-то сделать для того, чтобы вас защитить".
Что именно? Словакия сделала то, что могла, на текущий момент, Словакия приняла внутреннее постановление для миграционной полиции, на текущий момент миграционная полиция Словакии принимает наши паспорта и за пределами их срока действия. То есть люди, которые не могут сейчас получить новый российский загранпаспорт, могут оставаться в Словакии по крайней мере до окончания режима чрезвычайной ситуации, связанной с войной. Это решение на самом деле достаточно временное, но в Словакии есть политическая воля, и нас заверили, что в любом случае и при любом раскладе наши сограждане, россияне, живущие легально в Словакии, в Россию выдаваться не будут.
Другое дело, что Словакия не может и не имеет возможности принять какое-то решение, которое касалось бы буквально всех стран Евросоюза. Это уже зона ответственности Еврокомиссии, Европарламента. Для того, чтобы там было принято какое-то решение, мы в настоящий момент подготовили общую петицию, мы стараемся эту петицию донести до Еврокомиссии. Сейчас эта петиция переводится. И я думаю, вопрос ее подачи – это вопрос ближайших дней, может быть, недель.
– Вы считаете, что для граждан России, которые живут в ЕС, могут возникнуть какие-то проблемы? Вы сейчас сказали, что Словакия, во всяком случае, решила проблему с тем, что если просроченный паспорт, на территории Словакии можно находиться. Но, например, куда-то поехать за пределы Словакии в ту же Чехию, хоть и формально нет границ физических, но тем не менее это другое государство, которое может, например, не признавать этот документ.
– Совершенно верно. На территории Словакии мы можем находиться абсолютно легально, мы добиваемся того, чтобы это или подобное решение было принято Еврокомиссией для того, чтобы наши документы как минимум, чтобы те документы, которые мы имеем на руках, чтобы они не зависели от того, что их срок действия кончается. Это программа-минимум, я бы сказал. Программа-максимум – это какой-то легальный документ, который позволит нам жить дальше, будь то паспорт иностранца, или паспорт Нансена, или любой другой документ. Мы не настаиваем на том, каким он будет, мы оставляем решение на усмотрение Еврокомиссии.
– Задача-минимум – ЕС, а задача-максимум – ООН, как я понимаю?
– Это было бы замечательно, безусловно, да. Но мы идем постепенно. Те группы, которые сейчас следуют за нами, за нашей инициативой, насколько я владею ситуацией, сейчас порядка 15 групп, они есть не только в ЕС, они есть и в других странах. Но я думаю, что достаточно принять какое-то одно решение Еврокомиссией, и потом, опираясь на это решение, можно будет добиваться в других странах или через ООН. Это был бы, естественно, другой уровень, принципиально иное решение этой задачи.
– Пятнадцать групп, а сколько человек подписали?
– Понимаете, ту петицию, которую мы сейчас готовим, мы будем подавать на сайт непосредственно Еврокомиссии согласно процедуре, которая действует для данных документов, для петиций. Она не подписывается, она подается, а потом рассматривается или не рассматривается. Подписывали мы петицию на самом старте инициативы здесь в Словакии, когда мы должны были убедить наших законодателей, что это вопрос серьезный, что он касается не одного, не двух, не пятерых человек, а буквально практически всех, которые здесь проживают.
Мы буквально собирали перед встречей в офисе премьер-министра, и поэтому перед этой встречей мы буквально один день собирали эти подписи, и за один день примерно 400 подписей мы собрали в нескольких городах Словакии. В Словакии живет порядка 6,5 тысяч граждан России в разных статусах, для нас это очень большое число. Я думаю, что подобную петицию, если бы мы сделали подпись по Евросоюзу, там бы шел счет на десятки тысяч. Я убежден в этом, может быть, даже и больше.
– Вы лично уже больше шести лет живете в Словакии, насколько я знаю. Почему уехали?
– Тут очень комплексный вопрос. Я не думаю, что он очень сильно бы отличался от подобных же вопросов к любому мигранту, который уехал из России за последние шесть или десять лет, в том числе и те, кто уезжает сейчас. То, что ситуация ухудшается, что Россия скатывается в диктатуру, я видел достаточно давно, еще буквально с нулевых годов. И те решения, которые уже тогда принимались, они для меня были такими звоночками, что ситуация будет ухудшаться, и вопрос свободы, вопрос будущего как персонального, так и будущего детей, будущего страны висел под все большим вопросом. Но последней точкой, может быть, стал Крым и 2014 год, когда стало понятно, что обратного пути нет, что Россия стала на эту дорогу.
Единственное, что я сначала думал, что будут репрессии против собственного населения, а потом какая-то внешняя агрессия. Но получилось так, как получилось. Эта война, которую никто из нас не ждал, к сожалению, происходит сейчас. Согласиться с ней, я думаю, никто из нас не может.
– А что должно произойти, чтобы вы, например, вернулись в Россию, если, конечно, вы этого хотите?
– Честно сказать, я пессимист в этом отношении. Я не думаю, что в России может произойти что-то такое, что кардинально повлияет на мое решение, а также на решение огромного количества наших соотечественников. Мы были свидетелями, мне 43 года, я помню это настроение, я был еще относительно молодой, когда распадался Советский Союз, и это воодушевление и потом демократические преобразования, которые вроде бы начинались с начала нулевых, когда вроде бы Россия стремилась приблизиться к Евросоюзу и так далее. Я помню, что это декларировалось. И я помню, как потом от этого отказывались. И вы знаете, какого-то доверия, что даже если произойдут какие-то демократические преобразования, что на мою жизнь эти демократические преобразования станут чем-то постоянным, у меня, например, нет. Хотя я допускаю, что кто-то может иметь другое мнение на этот счет.
