Свидание с семьей через стекло, один холодильник на 30 человек, запрет писать письма не родственникам и желтая бирка на одежде политзаключенного – отец юриста Максима Знака рассказал Настоящему Времени, как сидит в Беларуси его сын, которого действующий режим считает "причастным к терроризму" за то, что он требовал соблюдать законодательство о выборах

"Похоже, к нам кто-то пришел", – эти слова стали последними, которые пресс-секретарь штаба Виктора Бабарико Глеб Герман 9 сентября 2020 года услышал по телефону от юриста Максима Знака. Знак, кандидат юридических наук и участник международных рейтингов (Legal 500, IFLR1000 и Who's Who Legal), работал в штабе Бабарико, а после выборов и начала протестов в Беларуси в августе 2020-го вошел в президиум Координационного совета оппозиции. Через мгновение после того, как Знак повесил трубку, Герман получил от него смс: "Маски". Дома у Знака и в штабе Бабарико силовики в черных масках провели обыски. Камеры видеонаблюдения зафиксировали, как почти два десятка человек выламывали дверь в офис штаба.

К девятому сентября 2020-го все трое с этой фотографии – Максим Знак, глава штаба Бабарико Мария Колесникова и еще один юрист команды Бабарико, Илья Салей, — оказались за решеткой. Восьмого Колесникову попытались выдворить в Украину, но она не позволила это сделать и разорвала свой паспорт. К Салею пришли в тот же день, что и к Знаку. (В октябре 2020 года Илье Салею изменили меру пресечения на домашний арест, в апреле 2021 года – отпустили под залог, через несколько месяцев стало известно, что он покинул Беларусь.)

Марии Колесниковой и Максиму Знаку предъявили обвинения по статьям о "призывах к действиям, направленным на причинение вреда национальной безопасности Республики Беларусь" (ст. 361), о заговоре с целью захвата власти (ст. 357), о создании экстремистского формирования или участия в нем (ст. 361-1). Шестого сентября 2021 года белорусский суд приговорил Знака к 10 годам лишения свободы в колонии усиленного режима. В мае 2022 года КГБ внес его в список лиц, "причастных к террористической деятельности".

Желтая бирка политзека

Отбывать срок Максима Знака отправили в исправительную колонию № 3 в поселок Витьба Витебской области Беларуси. Его жизнь и контакты с окружающим миром определяются режимом (у Знака он усиленный) и желтой биркой – нашивкой желтого цвета с фамилией на одежде. Правозащитники выяснили, что такие бирки выдают в тюрьмах заключенным, "склонным к экстремизму и другим деструктивным действиям". "Политических" ставят на такой учет почти сразу же. Помимо ярлычка на одежде, на кровать заключенного, стоящего на учете, прикрепляют желтую табличку.

Желтые бирки несут своим владельцам дополнительные работу, лишения и контроль. Заключенные с такими нашивками должны работать в субботу, когда у остальных выходной. Или оставаться работать дольше, если до этого у них была вторая смена. Для них есть дополнительные проверки – "пересчет", им предоставляется меньше звонков, свиданий и передач.

Телефонные звонки родственникам ограничены, но не запрещены: Максим звонит раз в неделю или раз в десять дней – четыре раза в месяц, рассказывает Александр Знак. "Звонит он по очереди: жене, мне, сестре, сыну – раз в месяц кто-то из нас десять минут может с ним поговорить". Чтобы сохранялась такая возможность, у заключенного должны быть деньги на специальном счету (Максиму переводят родные). "Разговор чисто бытовой происходит: он говорит, если вдруг лекарства какие-то нужны. Если это накануне какой-то передачи, то согласовываем, чего ему больше хочется, – рассказывает Александр Знак. – Другим заключенным, у которых нет желтых бирок, разрешают пользоваться еще и скайпом. А этим [политзаключенным] нельзя. Убийцам, насильникам можно, а этим – нельзя". Звонков по телефону тоже можно лишиться – если администрация колонии посчитает, что заключенный что-то нарушил.

Количество передач зависит от режима: на усиленном разрешается одна раз в четыре месяца – не более 50 кг.

"Условий хранения там, конечно, нет, – рассказывает Александр Знак. – Есть один холодильник на 30 человек, но можете себе представить, сколько в нем места на каждого человека. Поэтому мы стараемся передавать сухофрукты, орехи, какую-то сухую колбасу, которая не требует специальных условий хранения. Чтобы порадовать, сами солим красную рыбу, отправляем сыра кусочек, который может влезть в этот холодильник, конфет каких-то. Хотя в последнее время я с ним договорился, что он уже не маленький ребенок, обойдется без конфет. Пусть лучше сала кусочек съест".

Еще два-три месяца назад в связи с коронавирусом было можно раз в месяц передавать 10 кг овощей и фруктов: разрешались апельсины, яблоки, чеснок, лук и лимоны. Но сейчас эту возможность отменили. Есть медицинская передача, которую можно передавать раз в полгода, она согласовывается с врачом в колонии. Кроме лекарств, в нее входят и витамины.

Одежду и гигиенические принадлежности разрешается передавать только раз в год. "В этом году мы такую передачу уже передали. Вроде бы там те, кто выходят на волю, оставляют свои вещи тем, кто остается, и таким образом гардеробчик тоже немного обновляется", – говорит Александр Знак.

Заключенным в колонию можно отправлять деньги: тем, кто на усиленном режиме, разрешают перевести пять базовых величин (это 160 рублей или $63,5). Их можно тратить в магазине на территории колонии. Но после того, как Максима внесли в список "причастных к терроризму", с переводом денег возникли проблемы, рассказывает его отец: "Раньше мы их отправляли по почте, но внезапно выяснилось, что Максим у нас еще и "террорист" – это там, где бен Ладен, "Аль-Каида", ХАМАС и так далее. И сейчас когда на почте вводим фамилию Знак, она [система] пишет: "Финансирование терроризма" – и нельзя ничего отправить. Сейчас мы вынуждены возить деньги в колонию и там через бухгалтерию переводить: нужно проделать какие-то такие операции, отдать им наличные, они их куда-то зачислят – и только потом можно их тратить в магазине тюремном".

"Но Максим там еще и зарабатывает же!" – добавляет Александр Знак. В колонии его сын работает помощником швеи, но что точно он делает, отец не знает: "Макс много не говорит об этом". "Как-то он себя назвал "Я парень резкий" – значит, режет. На вооружении у него есть ножницы", – говорит Александр. Производство, где работает Максим, расположено в металлическом ангаре: летом там жарко, а зимой холодно.

За прошлый месяц Максим Знак заработал 46 копеек ($0,18). "Один раз аж 54 копейки ($0,21) заработал", – рассказывает его отец. Эти деньги добавляются к полученным от родственникам 160 рублям. Но оказалось, что и на эту сумму есть ограничения. В конце июля в одном из своих писем Максим рассказал, что ничего не смог купить: "Пришел сегодня в магаз, а мне говорят: А чего это вы пришли? Лимит! Как известно, зима для белорусов приходит неожиданно, вот и я удивился, но памятуя о том, что любые ограничения следует рассматривать как возможности – обрадовался. Я уже писал, что поучиться жить на 160 рублей в месяц – это неплохой навык для обычной жизни. А ведь научиться жить на 62 рубля – это в 2,5 раза круче! Уверен, у меня получится". 62 белорусских рубля – это $24,5.

"Какой же я отец, что позволил оказаться ему за решеткой?"

По режиму Знаку полагаются три краткосрочных свидания в год по четыре часа и два долгосрочных. На территории колонии есть что-то вроде гостиницы или общежития, куда могла бы приехать жена и где они могли бы провести 2-3 дня. Правда, одного долгосрочного свидания Максима Знака уже лишили, за что – родные не знают.

Во время краткосрочных свиданий близких отделяет от заключенного стекло, говорят они через телефонную трубку. На одном таком свидании были сестра, жена и сын Максима, на втором – отец, жена и сын. "Он с одной стороны, мы с другой. Мы о чем-то с ним разговариваем. Но очень тяжело об этом говорить…" – признается Александр. После задержания 9 сентября он увидел сына 25 декабря 2020 года, а потом – только 7 июля 2021-го. "Для меня это свидание было психологически очень тяжелым, – рассказывает Александр Знак. – Макс выглядел нормально. Хотя потом выяснилось, что он болел в это время – простуда или что-то. Но если не присматриваться, то все нормально, спортивный парень. Но когда ты видишь сына за решеткой, то сконцентрироваться на его образе очень сложно… Потому что все время думаешь: какой же я отец, что я позволил оказаться ему за решеткой? И я не могу ничего сделать, чтобы его оттуда вытащить. Я вижу лишенного свободы человека, это мой сын, я знаю, что ни за что, – и я ничего не могу сделать. А могу только смотреть на него, а потом ехать и думать об этом".

Через письма общаться с сыном легче, признается Александр Знак: "Макс три раза в неделю пишет мне, я стараюсь каждый день в рабочие дни писать ему. Так как письма мы нумеруем, я вижу, что они не теряются. Кроме меня, ему пишет его жена, его сын и его сестра. И он нам всем отвечает. Бывает так: чтобы сэкономить на конвертах, он вкладывает письмо мне и сестре в один конверт и кому-то из нас отправляет".

Те отрывки из писем, которые могут быть интересными кому-то еще, отец Максима публикует в соцсетях, потому что ни от кого, кроме родных, Максим Знак ничего не получает. "Показываем, что человек нормальным остался. И чем мне по телефону отвечать, мне проще написать эти десять строчек из его письма: где он рассуждает, какая-то мысль интересная, может, книга какая-то попалась интересная, как он проводит время. Люди тоже интересуются же, что он там делает. Он пишет про физические упражнения, про йогу, про немецкий язык".

Пока Максим Знак был в СИЗО, он вел переписку более чем с тысячей человек. Его отец говорит, что за это время сын написал около семи тысяч писем – получил около шести с половиной тысяч. "Ясно, что какие-то письма не отдавали, но тем не менее это была большая цифра, и в голове это не укладывается. Когда мы делили письма на дни, то получилось, что в день он писал около 15 писем".

Но после того, как Максим попал в колонию, все изменилось.

"Я считаю, что это очень и очень обидно. Я не знаю, существует ли какой-то подзаконный акт, который позволяет администрации колонии творить такое – не давать переписываться, – говорит отец Максима. – Мы слышали же, что когда-то в сталинские времена был такой термин "без права переписки" – дать 10 лет без права переписки. Кажется, сейчас этого нет. И я не знаю, что должно делать общество, которого, конечно, тут, в Беларуси, почти не осталось, чтобы решить эту проблему".

Запрет сыну на переписку с другими людьми его очень волнует, так как, считает Александр, их письма вдохновляли Максима на литературное творчество, и это придавало пребыванию в заключении хоть какой-то смысл:

"Когда ему писали тысяча человек, понимаете, какую поддержку и энергию он чувствовал! Результатом этой поддержки стали три написанных книги. Одна "Зэкамерон" – я считаю, что со временем многие поймут, что это хорошая литература. Вторая, про юристов, еще нигде не напечатана, ее нужно редактировать и отдавать в печать. И третья – фантастическая повесть, но ее он только прислал".

Попав в колонию, Максим Знак не имеет этой поддержки: "У него нет писем от других людей, у него есть письма только от отца, который запрещает есть конфеты, – с горькой иронией говорит Александр. – И у него исчезли и потребность, и желание что-то творить. Может, там нет времени, но нам письма же он пишет, на голове он стоит, а ничего не пишет. Когда он писал, то хоть какой-то смысл был того, что он там сидит, – он не просто сидел, а создавал то, что будет жить после него".

"Макс очень верил в закон, а какие законы в нашем царстве?"

"Мне в наследство от Макса достались его друзья. Их много. Я с ними иногда разговариваю – они будто бы исполняют его наказ и меня поддерживают. И я очень рад, сколько умных и приятных людей среди его друзей, в его среде, – говорит Александр Знак. – Во-вторых, я вижу, сколько людей не знают ни меня, ни Макса, а высказывают мне слова поддержки. Наверняка же он их чем-то очаровал, и, может, это было недаром – все эти действия, когда у тебя вдруг появилось столько сторонников, людей, которые поверили тебе и уважали тебя".

Но, ценя поддержку единомышленников Максима, Александр Знак считает, что перемены, которые произошли в Беларуси после президентских выборов 2020 года, привели только к худшему, а команде Бабарико не стоило продолжать избирательную кампанию, увидев уже первые нарушения процесса.

Во время разговора Александр не раз повторяет, что высказывает свои суждения как человек, который не имеет никакого отношения к политике, как обычный сельский житель, который пытается понять, почему так все сложилось с его сыном. Он считает, что ошибка Максима была в том, что он поверил в государство и закон.

"Макс очень верил в закон, а дальше его поступки были нелогичные с точки зрения политических действий, – считает Александр Знак. – Я не говорю, что он что-то нарушил. Ему понравился Бабарико, и он все сделал – возможное и невозможное – для него. Не по его же вине Бабарико не выбрали. Но он показал всему миру, что неправильно его не зарегистрировали, – все в этом убедились. И мне кажется, на этом его дело должно было закончится. Но он начал суетиться".

Александр признается, что и сам поначалу разделил энтузиазм сына: "Никогда даже не голосовал на выборах, но тут поверил в эти Макса россказни" – и попытался попасть в участковую избирательную комиссию, наблюдать за соблюдением закона на выборах. Ему отказали: "В связи с тем, что ковид" – и в комиссию взяли на два человека меньше, чем должны были, исключив его и представителя инициативы "Честные люди". На этом этапе, считает Александр, нужно было остановиться и команде Бабарико: "Наверное, у их какой-то азарт появился, потому что, несмотря на то, что кандидата их арестовали, комиссии сформировали не так, потом начали подписи признавать недействительными, они продолжали. Но уже было видно, что власть не хочет никаких честных выборов".

Уже после задержания Бабарико и после выборов юрист избирательного штаба Максим Знак проводил стримы, во время которых объяснял, как должен работать закон и в чем состоят нарушения, допущенные белорусскими властями. "Казалось, что все просто, что мы сейчас все сделаем. А власти с самого начала стали говорить, что "иногда не до законов". (Эту фразу, "иногда не до законов", Александр Лукашенко произнес на встрече с прокурорами Беларуси 10 сентября 2020 года.)

Зачем Максим и команда штаба продолжали бороться при всех нарушениях законов со стороны властей, Александр понять не может: "Очень больно это видеть, ощущать беспомощность, больно чувствовать, что Макс потерял то, чему посвятил свою жизнь, – изучению законов. Какие законы могут существовать в нашем царстве? Представьте, что человек 20 лет, чуть больше, становился юристом и выяснилось, что никому тут это не нужно. А как может существовать государство, в котором не существует право?"

В мае 2022 года Рабочая группа по произвольным задержаниям ООН признала, что лишение свободы Максима Знака проведено с нарушением статей Всеобщей декларации прав человека и Пакта о гражданских и политических правах и является произвольным. Максим Знак должен быть немедленно освобожден, ему должна быть выплачена компенсация, говорится в заявлении рабочей группы. Письмо об этом направлено властям Беларуси 21 мая 2022 года.

По приговору срок Максима Знака заканчивается в январе 2030 года.