В 2016 году украинская крымскотатарская певица и актриса Джамала победила на "Евровидении" с песней "1944" – о военных трагедиях прошлого.
Теперь сама Джамала была вынуждена уехать с детьми из Украины, в которой уже 20 дней идет жестокая война, а российские войска уничтожают города.
Во время финала немецкого отбора на "Евровидение" в этом году Джамала выступила с песней "1944", и в это время проходил сбор средств для помощи Украине. На своей странице в инстаграме певица сообщила, что в помощь украинской армии в Германии было собрано во время эфира 67 миллионов евро. Она поблагодарила всех граждан Германии, которые перечисляли деньги.
Она рассказала Настоящему Времени, как уезжала с детьми и как каждый день просыпается с чувством вины за то, что она не в Украине.
— Важно понимать, что я писала эту песню про 1944 год, про страдания моей семьи, про страдания всего крымскотатарского народа. Персонально про мою прабабушку, которая с пятью детьми на руках была депортирована из Крыма в товарных вагонах без воды, без еды. Она мне это рассказывала, когда мне было шесть лет, как это все было бесчеловечно, как у нее на руках в товарном вагоне погибла самая младшая дочь и как советские солдаты выкинули ее просто где-то по дороге, потому что всех, кто умирал, долгое время прятали в вагонах, а потом, конечно же, это все было невозможно прятать.
Но суть в том, что я уж точно не могла подумать, что в 2022 году 24 февраля в пять утра, когда мой муж разбудил меня и сказал: "Началась война. Россия на нас напала", – я просто, оцепеневшая от ужаса, смотрела, где у меня один ребенок, где второй ребенок, понимая, что это невозможно даже осознать – что делать, куда бежать. Я в тот момент подумала, что опять бегство, опять куда-то нужно бежать. Почему? За что? Это просто какой-то ужас, который не описать словами. Двадцать четвертого мы три раза спустились в бомбоубежище, когда слышали взрывы. А вечером приняли решение все-таки выдвигаться в сторону Тернополя, а дальше – посмотреть. В Тернополе через два дня проснулись опять от взрыва бомб. Это был уже аэропорт. И потом уже было принято решение двигаться к границе. И даже тут мы не понимали до конца – польская это будет граница или румынская. Прежде всего я мать, и мне важно было сохранить и защитить моих детей.
Когда я пою эту песню, я проделываю с собой невероятный процесс, чтобы вообще что-то начать петь физически, потому что это невозможно, потому что каждое слово в этой песне сейчас реальнее в разы. И то, о чем вы упомянули, вначале это был Берлин, когда они меня пригласили и сами инициировали сбор средств для гуманитарной помощи украинской армии. Дальше была Румыния – финальный отбор "Евровидения". Дальше была Литва, где был "Голос Литвы", и тоже была сильная поддержка со стороны Литвы. Потому что они тоже, как никто, знают, что такое бороться за свою культуру, народность и территорию. Дальше опять была Румыния, где был большой стадионный концерт. Важно понять, что я [исполняла] только "1944", и то только тогда, когда это был конкретный сбор гуманитарной помощи украинской армии. Концерты сейчас – это не тот случай. Важно, что я сейчас 24 на 7 стараюсь быть максимально полезной своей стране, я даю интервью большим СМИ, я рассказываю о всей ситуации, я кричу, насколько это возможно, потому что то, что происходит, не укладывается в голове. Убито уже 85 детей, а сколько детей еще в подвалах. Это жестокая катастрофа в самом центре Европы, бесчеловечная.
Сейчас я нахожусь у сестры в Турции, в первый день привела [своего ребенка] в турецкий садик. У меня две недели даже не было времени придумать какой-то быт своим детям.
— Что вы говорите своим детям? Как вы им объясняете, что сейчас происходит? Когда вы выезжали из Украины, что вы им рассказывали?
— Я не знаю, что говорить. Младшему-то еще нечего говорить, потому что он еще на руках – ему год и восемь месяцев. А старшему скоро будет четыре, он уже больше понимает, и ему тяжело, он постоянно спрашивает, где папа. Он говорит: "Мне здесь не нравится, я хочу домой". Постоянно нужно что-то придумывать: игры, конфеты. Это психологически очень сложно выдержать. Я понимаю, что это как в случае с самолетом: сначала маска на себя, потом на ребенка. Вот я пока себе не могу маску эту надеть, не могу сама пока еще успокоиться. Соответственно, мои дети тоже находятся в переживаниях, потому что мой муж в Украине, отец мужа в Украине, часть моих музыкантов в Украине, команда в Украине. Все в моей стране, понимаете.
— К нам в редакцию приходит множество сообщений, что украинцы, которые выезжают из Украины, чувствуют угрызения совести: почему они выехали, почему не остались в стране. Вы выехали, вы продолжаете делать то, что вы делаете, вы продолжаете помогать вашей стране. Что бы вы сказали тем украинцам, которые выехали и у которых есть эти угрызения совести?
— То же самое, вы не поверите. Я никогда не обращалась к психологам, но мне кажется, что мне уже надо, потому что утром я просыпаюсь и, когда мне мой друг пишет, что его семья уже девять дней в подвале греет снег, чтобы пить воду, я думаю – это нечеловеческие условия, но это взрослые. А что они предложат грудным детям матерей, у которых пропало молоко? Тоже греть снег? Они не выпускают их, это абсолютный террор. Я знаю истории, когда под предлогом помощи русская армия садит в автобусы и везет в Беларусь. Это конкретный терроризм. Они садят их в автобусы, обманывают, что везут их в Украину, вывозят их в Беларусь, в Россию. Эти люди – заложники. Что это происходит?
У меня то же самое происходит. Каждый раз, когда я просто сажусь есть, я думаю: "Почему я ем, почему я не в подвале, не грею снег?" Или когда я выхожу на сцену. Это очень большая проблема. Что я могу сказать людям, которые переживают сейчас такие же чувства? Надо что-то делать, это важно. Когда я что-то делаю, мне становится легче. Я понимаю, что я полезна. Я говорю СМИ. Когда я слышу какие-то суммы, разные суммы – в Берлине получилось 67 миллионов евро, в Литве 52 тысячи евро, в Румынии 950 тысяч евро. Это разные суммы, но все равно я понимаю, что эти деньги идут на помощь армии и на гуманитарную помощь Украине. И тогда я понимаю, что я не зря выехала, потому что пользы от меня в подвале гораздо меньше, чем сейчас.
— Возможно, к вам обращались с предложением помочь представители российского шоу-бизнеса. Кто-нибудь вас поддержал? Было ли что-то такое?
— Нет, к сожалению, нет. И это огромное разочарование. Да, мои фаны из России мне пишут, да, мои фаны меня поддерживают. Все, кто приезжал ко мне из Москвы, из разных частей России, – они все понимали, потому что они были в Киеве, потому что они видели людей, потому что они спокойно говорили на русском, потому что никогда они не чувствовали на себе никакого презрения, ни этой всей фигни, которая несется с русского телевидения. Они адекватны, потому что они знают правду. Но со стороны коллег уж точно не было никаких сообщений, ничего. Я могу сказать, что со стороны победителей "Евровидения" Loreen писала и предлагала чуть ли не жить. И победители, и участники разных годов "Евровидения" все написали мне. Они предлагали жилье и помощь. Но со стороны русских коллег – нет.
— По вашему мнению, Украина должна принимать в этом году участие в конкурсе "Евровидение"?
— Обязательно, потому что это международная площадка. Если вы помните, конкурс "Евровидение" был создан после Второй мировой войны, для того чтобы объединить Европу. Каждая страна выходит со своим конкретным лозунгом, каждая страна выходит со своей конкретной песней, настроением. Это удивительный шанс выйти и еще раз напомнить о себе, напомнить об Украине, показать свой флаг. Важно понимать, что "Евровидение" – это не просто песня. Это история за участником. "Ага, из какой ты страны? А что у вас там происходит?" – и так далее, и так далее.
У меня в день были десятки интервью. А пресс-конференция – это две тысячи журналистов. То есть, условно, важно сейчас давать максимально правильную информацию, рассказывать о происшедшем, рассказывать о своих друзьях, близких, через себя. Понимаете, ведь мир настолько жесток, в каждом уголочке что-то происходит: война, какие-то штуки. Все время что-то происходит: взрывы и так далее. Важно, чтобы мы сейчас не спустили это все на привычку, потому что это невозможно, к этому нельзя привыкнуть – к детям в подвале и откровенным убийствам. Поэтому очень хочется, чтобы каждая площадка была использована максимально правильно, потому что музыка – это то, что может объединять, музыка – это то, что может давать правильный настрой в своем ключе.
— Крымские татары смогли вернуться на свою родину через года, через десятки лет. У вас есть надежда на то, что те украинцы, которые покинули страну, смогут вернуться на свою родину?
— Я уверена в этом. Потому что так быть не может. Это огромный народ со своей культурой, со своим языком.
