Российские власти уже несколько лет раскручивают дело "о геноциде русскоязычных жителей Карелии финскими оккупантами". Оно касается эпизодов насилия над узниками финских лагерей на территории Карелии во время Второй мировой войны и массовых смертей заключенных таких лагерей. Всего в Карелии во время войны существовали 14 финских лагерей, в том числе шесть – в Петрозаводске. Через них, как следует из документов НКВД СССР, прошли в общей сложности до 50 тысяч человек.
В октябре 2019 года агентство РИА Новости опубликовало девять листов из отчета НКВД о работе шести петрозаводских лагерей. В них в том числе описываются случаи избиения и издевательств над заключенными со стороны руководства лагерей. Затем ФСБ рассекретила архивы с именами финнов, "ответственных за геноцид жителей Карелии". Весной 2020 года СКР возбудил уголовное дело "о геноциде" "в связи с массовыми убийствами мирного населения Карелии финскими оккупантами в Великую Отечественную войну". А после этого в Карелии на государственные средства был открыт бутафорский концлагерь, куда организованно возят местных школьников. Его задача – продемонстрировать ужасы финских концентрационных лагерей и сформировать у подростков определенное отношение к событиям Второй мировой войны.
В Финляндии уголовное дело о геноциде в Карелии вызвало недоумение. Финские архивные документы на эту тему давно опубликованы и находятся в свободном доступе, а в Финском национальном архиве есть открытая база данных с именами 4279 погибших в гражданских концентрационных лагерях в Карелии в 1941–1944 годах, и что именно расследуют российские власти – соседней стране не совсем понятно. Финские власти при этом подчеркивают, что все официальные претензии и репарации по вопросу финских лагерей в Карелии были утверждены Парижским мирным договором 1947 года и возвращаться к вопросу каких-либо компенсаций Финляндия не намерена.
Почему вопрос о финских лагерях стал актуален именно в последние годы? И можно ли считать происходившее в них геноцидом? Проект Север.Реалии поговорил об этом с Антти Лайне – финским историком, доктором наук, почетным доктором Петрозаводского госуниверситета. Он – автор самого известного из опубликованных до сих пор по обе стороны российско-финляндской границы исследований финской оккупации Карелии – "Два лица Великой Финляндии. Гражданские и оккупационные власти Восточной Карелии 1941–1944 гг." (1982 год).
– Как давно вы изучаете тему финских лагерей в Карелии?
– Я начал эту тему изучать в начале 1970-х, когда для исследователей открылись архивы Оккупационной администрации Восточной Карелии [то есть сегодняшней Республики Карелия] и новые материалы стали доступны для изучения. Я защитил диссертацию в 1982 году, это была первая научная работа по теме финской оккупации Карелии. Вся моя профессиональная карьера связана с ее изучением.
– Пытались ли власти Финляндии как-то противодействовать вашей работе?
– В те времена в финской общественной жизни все еще были достаточно активны так называемые энтузиасты идеи "Великой Финляндии" – движения, зародившегося еще в 19-м веке, но активизировавшегося в 1920-е годы, после получения Финляндией независимости. Некоторые бывшие члены КАО (националистическая организация Карельское академическое общество - ред.) и ее наследников не советовали мне заниматься этой темой. Мне также известны попытки противодействовать защите моей диссертации. Так что эта тема, во всяком случае 40 лет назад, все еще была болезненной для некоторой части финских общественных деятелей. Тем не менее диссертацию я защитил, и с тех пор опубликовано не менее 20 исследований в продолжение темы, которую в Финляндии изучили качественно и глубоко.
– Почему финская оккупационная администрация вообще приняла решение о создании лагерей в Карелии? И были ли взяты за образец лагеря, созданные нацистами в Германии?
– Надо начать с того, что Финляндии в 1941 году вообще не надо было оккупировать Восточную Карелию, это было ошибкой. Вместе с тем причины для таких действий объективно существовали, и их надо понимать. Во время Зимней войны 1939–1940 годов, которая стала прямым следствием пакта Молотова – Риббентропа, Финляндия защищала свою независимость, но потеряла значительную часть своей территории. Больше 400 тысяч жителей Карелии были эвакуированы в западные регионы Финляндии, они потеряли свой дом.
Так что не только члены КАО, но и обычные граждане – и эвакуированные, и те, кому пришлось их принять на своей земле, – требовали от правительства активных действий. Финляндия выступила на стороне Германии не потому, что финны были фашистами или нацистами, а потому что хотели вернуть свою землю. Политика финских оккупационных властей также была основана не на фашистской идеологии, а на финской национальной идее возвращения утраченного. И уже поэтому она не имела и не могла иметь ничего общего с геноцидом русских.
Влиятельные члены КАО мечтали о том, что в случае военных успехов удастся полностью освободить Карелию от русского населения, приблизить реализацию идеи Великой Финляндии. И когда в начале Войны-продолжения (так в Финляндии называют войну с Советским Союзом в 1941–44 годах, в отличие от "зимней войны" 1939–40 годов. – СР) Советский Союз достаточно легко "отдал" большие территории Карелии, они были преисполнены энтузиазма и планировали, что "ненациональное" население покинет территорию Карелии. Окончательные решения должны были приниматься совместно с немцами после того, как будет взят Ленинград.
Но поскольку Ленинград так и не был взят и никаких возможностей для эвакуации не представилось, многие тысячи русских, белорусов и других людей не финно-угорских этносов остались в Карелии. Часть людей прибыла в Петрозаводск из Ленинградской области. Все они оказались в концентрационных лагерях, которые ближе к концу оккупации были переименованы в переселенческие лагеря. Они были созданы по приказу Маннергейма в июне 1941 года. Но не для уничтожения людей, а для временного содержания перемещаемых лиц.
В лагерях содержалось примерно 22 тысячи человек. Но на территории Карелии были и районы, где русские жили свободно: в частности все русское население Заонежья продолжало жить в своих домах. Их было больше, чем тех, кто содержался в лагерях, примерно 24 тысячи человек. Это также говорит о том, что геноцид русских не входил в планы Финляндии.
– Если геноцид узников лагерей, как вы утверждаете, не входил в планы финской оккупационной администрации, почему в лагерях погибли более 4 тысяч человек?
– Финская администрация не готовилась к тому, что придется управлять таким количеством людей, и в этом причина большой трагедии, а также жестокого обращения с "ненациональным" населением и высокой смертности в лагерях.
Причиной очень высокой смертности в концлагерях были не расстрелы или массовые казни, а голод. Голод был неизбежен, потому что урожай, посаженный весной 1941 года, остался на полях несобранным или был потерян. В условиях военных действий за ним некому было ухаживать и было не до того, чтобы его собирать. Нормы довольствия для заключенных лагерей военнопленных и для узников концентрационных лагерей были очень низкими, потому что еду на всех, кто в силу обстоятельств оказался в лагерях, просто неоткуда было взять. Немногим лучше обстояли дела и у свободного населения всех национальностей.
Но надо понимать, что от голода страдала и финская армия и население Финляндии. Оно получало от властей сопоставимое со свободным населением Карелии количество продуктов, от 200 до 425 граммов хлеба в день на человека.
Со временем оккупационная администрация смогла учесть свои ошибки. В 1942 году население оккупированных территорий стало привлекаться к сельхозработам, и ситуация со снабжением улучшилась. Часть заключенных концлагерей была освобождена. И все же только в 1942 году больше 3500 человек погибло в финских концентрационных лагерях – в основном от голода и болезней.
– ФСБ заявляет, что документы о финских лагерях, о количестве людей, которые в них содержались или о том, что в них происходило, могли быть подделаны или скрыты финскими властями. Так ли это?
– Конечно, мы знаем, что часть архивов концлагерей были уничтожены финскими оккупационными властями в 1944 году. Но это лишь часть документов. Я уверен, что у оккупационной администрации просто не было времени и возможности для того, чтобы существенно исказить реальность, например, создать какие-то поддельные документы, которые выглядят достоверными. У них были заботы посерьезнее. Существующих документов вполне достаточно для того, чтобы получить объективную картину.
Что же до "новых" документов, рассекреченных в последнее время в России, то я не вижу в них ничего принципиально нового. В основном это протоколы допросов людей, которые содержались в лагерях военнопленных и в концентрационных лагерях. Они есть и в финских архивах, и в российских. Этим историям можно доверять лишь отчасти, и настоящие историки должны подходить к таким рассказам критично, потому что на допросах НКВД многие говорили не то, что думали или знали, а то, что хотели от них услышать следователи.
Это в большей степени касается бывших военнопленных, но также и гражданских. Их воспоминания о жизни в лагере были смесью собственного опыта, не всегда негативного, и слухов, которые передавались из уст в уста и не имели объективных подтверждений.
– Зачем, по вашему мнению, Россия снова подняла вопрос о финских лагерях в Карелии и открыла дело о геноциде?
– В свое время я прикладывал усилия для того, чтобы финское государство выплатило компенсацию бывшим узникам концентрационных лагерей. Я разговаривал об этом с депутатом парламента и бывшим министром иностранных дел Эркки Туомиоя и другими политиками. Но ответ всегда был одинаковый: все официальные претензии и репарации были утверждены Парижским мирным договором 1947 года, возвращаться к вопросу каких-либо компенсаций Финляндия не намерена. Надо признать, что я понимаю смысл такого подхода.
А вот зачем возвращаться к трактовкам преступлений военного времени и тем более пытаться искать в действиях финских оккупационных властей геноцид – я не понимаю. Объяснение может крыться в том, что это часть политической программы нынешних российских властей, которым нужно было как-то продавливать поправки к Конституции и продвигать имидж Путина как сильного национального лидера. Память о войне – самая важная часть российской истории, и ее очень удобно использовать в политических целях.
Полностью интервью опубликовано на сайте Север.Реалии.
