Впервые в истории назначен специальный докладчик ООН по правам человека в России – это Мариана Кацарова. Несколько месяцев она изучала положение гражданского общества в России, оппозиционеров, политических активистов, журналистов. Несмотря на то, что Кремль не признает мандат спецдокладчика и не пускает Кацарову в страну для мониторинга ситуации, в конце октября она представила свой доклад в Генассамблее ООН.
В интервью Настоящему Времени Мариана Кацарова объяснила, что значит назначение спецдокладчика по правам человека и зачем нужна ее должность. Она также рассказала о том, что нашла более 200 источников информации в России для своего доклада, и заявила, что не верит тому, что 85 процентов россиян поддерживают войну в Украине.
– Расскажите, пожалуйста, что делает спецдокладчик.
– Меня назначили в апреле, и первого мая я вступила в должность. Это первый в истории ооновский мониторинговый мандат по Российской Федерации, первый спецдокладчик. Конечно, все тяжело, потому что ситуация очень тяжелая.
Как вы знаете, правозащитное и гражданское общество почти уничтожены законотворчеством властей. Этот старый закон 2012 года по иностранным агентам претерпел многие изменения, и все эти изменения были связаны с тем, чтобы как-то вынудить организации гражданского общества закрыться или чтобы через суд они были закрыты. Это не означает, что активисты и правозащитники в Российской Федерации не продолжают работать – они продолжают, но уничтожен фундамент гражданского общества.
Уничтожен фундамент гражданского общества
С началом полномасштабной войны против Украины было введено много дополнительных законов, чтобы заглушить голос антивоенных заявлений, диссидентского мышления и действий в России. Уже не говоря про политзаключенных, которые находятся в тюрьмах, как, например, Саша Скочиленко – художница, которая только поменяла несколько ценников на антивоенные послания и получила за это семь лет тюрьмы. Уже не говоря про Владимира Кара-Мурзу, который получил 25 лет заключения. Ситуация очень серьезная.
Как работать с ней? Российские власти не допускают спецдокладчика в Российскую Федерацию, но я просила их и опять буду просить. Они не признают этот мандат: с ними нет коммуникации, то есть нет обсуждения, нет встреч, к сожалению. Но зато я каждый день получаю огромное количество информации и встречаюсь с российскими правозащитниками, с адвокатами и жертвами, получаю информацию от жертв о нарушении прав человека. Так что я знаю, что происходит в России и вне Российской Федерации с теми журналистами, правозащитниками, активистами, которые сейчас находятся в изгнании. Поэтому я пытаюсь быть голосом российских людей, особенно жертв нарушений прав человека, и тех, кто борется за права человека.
Мой мандат был продлен еще на год. Каждый год он будет возобновляться через голосование в Совете по правам человека ООН.
Тяжело, конечно. Но самое важное – я увидела это даже по количеству материалов, которые мне послали из России более 200 разных источников для подготовки моего первого доклада – что этот мандат дал надежду гражданскому обществу, которое находится и внутри, и вне Российской Федерации, на то, что оно может быть услышано.
– Впервые в истории появился этот мониторинговый мандат. Что это означает? Означает ли это, что в стране уже совсем плохая ситуация и надо дать сигнал людям?
– Спецдокладчики ООН – это независимые эксперты, которые назначаются обычно тематически по разным темам, например правозащита, свобода слова, свобода ассоциаций. А есть и страновые мандаты – они более редкие и назначаются странами-участниками Совета по правам человека, когда они считают, что ситуация с нарушением прав человека в стране "зашкалила". Они считают, что нужно иметь постоянно информацию, и поэтому спецдокладчик по определенной стране проводит мониторинг, встречается с семьями. Он также должен встречаться с властями и обсуждать, как они защищают права граждан и исполняют свои обязанности перед ними согласно международному праву.
Каждый год у меня два доклада: я должна представить один в Совете по правам человека, а второй – в Генеральной ассамблее ООН. У меня было очень мало времени, и я подготовила только один доклад, но представила его и в Женеве, и в Нью-Йорке. Я [и остальные страны-члены ООН] даю рекомендации о том, что нужно делать правительствам, а страны должны решать, что будет дальше.
Так что спецдокладчик ООН по правам человека – это и голос, и глаза, которые направлены на все, что творится с правами человека в России.
Правительство в каждой стране всегда отвечает за защиту своих граждан
Если бы было нормальное отношение со стороны правительства, то смысл этого мандата в том, чтобы мы сели [поговорить]. Может быть, вначале это были бы тяжелые разговоры, но правительство в каждой стране отвечает за защиту своих собственных людей, своих граждан. Это не мы – иностранцы, которые приходят на пять минут через мандаты или наши международные институции, а правительство страны обязано [защищать права своих граждан].
А то, что мы наблюдаем в Российской Федерации, к сожалению, особенно с началом войны против Украины, – это ситуация, когда все законотворчество и действия правительства направлены на то, чтобы заглушить голос людей, голос гражданского общества и антивоенные послания граждан.
Мне часто говорят на разных форумах: знаете, 85 процентов людей в России одобряют эту войну. Я всегда отвечаю, что не думаю, что это правда. Очень часто журналисты и другие берут официальную статистику правительства, а оно говорит: мы провели социологический опрос, и 85 процентов населения России поддерживает специальную военную операцию в Украине. Потом берутся эти проценты и распространяются как мнение россиян. Я считаю, что все наоборот: люди живут в страхе, и если тебя остановит на улице кто-то и спросит: "Что вы думаете про специальную военную операцию?", если бы это была я, я бы или не ответила, или даже сказала: "Я одобряю". Потому что страшно, потому что если ты не одобряешь, ты получаешь 25 лет тюрьмы или 15, или семь лет в колониях за свое антивоенное мышление и свои акции, как Саша Скочиленко.
Но не только она: например, в Ростове есть такой антивоенный активист Березиков. Он обклеивал какими-то антивоенными посланиями стены, и его задержали. Это было, по-моему, два месяца назад.
Анатолия Березикова задержали в связи с подозрением в расклеивании листовок украинского проекта "Хочу жить", который помогает российским военным сдаться в плен. Активист подвергался пыткам и неоднократно заявлял, что ему угрожают убийством. 40-летний активист находился в спецприемнике Ростова-на-Дону и за день до истечения третьего административного срока умер.
Несогласие с войной или антивоенные действия наказываются в России самым жутким способом
Очень часто антивоенные активисты попадают в так называемую "карусель": ты получаешь по административному кодексу 15 суток, а потом, пока ты в заключении, тебе увеличивают срок еще на 15 суток, еще на 15 суток. И ты жертва этой "карусели", ты сидишь и сидишь в заключении. И вот Березиков жаловался своему адвокату Ирине Гак: "Меня здесь бьют, меня пытают". Он показывал, она даже сфотографировала при встрече на его теле следы побоев. После этого он вдруг умер в заключении, и власти сказали, что он покончил с собой. Конечно, она не поверила и сразу сделала свои адвокатские запросы. На следующий день пришли к ней с обыском, потому что хотели изъять все доказательства [пыток], эти фотографии. Ей пришлось покинуть страну.
То есть преследование адвокатов, которое сейчас идет, еще добавляет к тому, что нет надежды на справедливость суда и следствия в России. Несогласие с войной или антивоенные послания, действия, активизм наказываются в России самым жутким способом.
– Вы говорили, что готовили доклад. Россия проигнорировала его результаты, вас по-прежнему не пускают в страну. Может ли быть какое-то влияние со стороны ООН? Какой реакции вы ожидаете от мирового сообщества на эту ситуацию?
– Самое важное – что существует этот мандат, и важно сохранить его в будущем. Когда убили мою подругу Анну Политковскую, никто не хотел особенно заниматься правами человека в России. Это было 17 лет тому назад. А потом других правозащитников и адвокатов убили – Наталью Эстемирову и других. Но тогда никто из международного сообщества особенно не хотел об этом знать: ну да, есть нарушения прав человека. А сейчас, к сожалению, на фоне агрессивной войны против Украины стало возможным подумать о таком мандате, посмотреть, что творится в России. Я считаю, что война стала возможной из-за этих огромных репрессий внутри российского общества.
Чего я ожидаю от международного сообщества? В данный момент мне это немножко напоминает советские времена: гласность очень важна. Мы знаем, что творится в России, мы каждый день знаем, когда арестовывают кого-то или избивают, или пытают, или насилуют. Международное сообщество должно – и оно уже это делает – брать на себя обеспечение этой гласности. Правительства стран должны продолжать общаться с российским правительством и отстаивать соблюдение прав человека в России.
Мы не можем ожидать здесь чудес. Посмотрите на наш мир: это не только война в Украине – военный конфликт между Израилем и Палестиной или то, что происходит в Эфиопии, в Конго. Мир очень политически поляризирован: многие защищают взгляды России, но есть и другие.
– Вы сказали, что, когда убили Анну Политковскую, международное сообщество не хотело этим заниматься. Можно ли сказать, что недостаток реакции привел к тому, что происходит сейчас?
– Да, можно сказать, что международное сообщество имело шанс прореагировать на происходящее внутри России. Посмотрите на Донбасс. В начале конфликта на Донбассе я провела там два года, в 2014–2016 годах. Я возглавляла региональный офис мониторинговой миссии ООН по правам человека, я отвечала за Донбасс и видела, как это все начиналось. И знаете, потом были эти девять лет, в которые международное сообщество могло как-нибудь отрегулировать этот конфликт, чтобы он не превратился в полномасштабную агрессию. Мне кажется, что шанс был.
Если бы правительства [стран] серьезно подходили к тому, что нужен мир любой ценой, что этот конфликт нужно как-то ограничить, чтобы он перестал быть "горячей точкой"... К сожалению, этого не случилось: все хотели делать бизнес с Россией, все хотели [общаться] с российским правительством и не обращали внимания на голоса гражданского общества. К сожалению, только полномасштабная агрессия против Украины довела ситуацию до той точки кипения, когда международное сообщество обратило на это внимание.
Но давайте посмотрим, что на самом деле привело к этой войне, почему она случилась. Разве в России нет гражданского общества, нет людей, которые могли на это повлиять своими голосами? Оказывается, действительно нет, потому что внутри страны происходят мощные репрессии.
Российские власти создают атмосферу страха
Вопрос даже не цифрах. Меня часто спрашивают: "Ой, ну почему только 20 тысяч антивоенных активистов были задержаны в России? Неужели в стране со 140–150 млн человек только 20 тысяч вышли и их задержали?"
По данным издания "Верстка" и правозащитного сообщества "ОВД-Инфо", с начала полномасштабного вторжения России в Украину и в течение всего 2022 года полиция задержала в России почти 20 тысяч противников войны.
Так нельзя судить Россию. Правительство России использует показательные случаи, например, когда Владимир Кара-Мурза получает 25 лет, или один из последних случаев: трое адвокатов господина Навального сейчас арестованы, их обвиняют в экстремизме. Это все делается по одной причине – чтобы был страх в обществе. Когда люди за плакатик "Остановите войну в Украине" могут получить до 15 лет тюрьмы, то, извините, каждый задумается, выйти или не выйти. Или когда люди вообще с пустыми листами бумаги выходили, а их задерживали, когда продолжаются пытки, жестокое обращение в полицейских участках, в тюрьмах. Я думаю, что власти создают атмосферу страха, и вопрос тут не в том, сколько человек вышли и сколько не вышли.
Я думаю, что в российском обществе всегда были и есть смелые люди и рычаги сопротивления. Надо как-то пережить самый страшный период, пережить репрессии и выжить. И не только выжить, но сделать дело – сказать свое слово. Я верю, что это существует и сейчас, я вижу доказательства.
