Петербурженка Наталия Верхова 22 месяца провела в следственном изоляторе, когда на нее завели дело о мошенничестве. Приговор ей за это время так и не вынесли, и даже ее дело следователи пока не сумели довести до суда, и в итоге женщину отпустили под подписку о невыезде. Но бизнес, который был у Верховой, за время ее ареста пришел в упадок. А сама она решила сменить профессию и теперь помогает защищать права российским арестованным и осужденным.
Заросшая дорога упирается в обветшалую ферму в Тосненском районе Ленинградской области. Хозпостройки утопают в бурьяне, старый забор еле держится. Это все, что осталось от хозяйства Наталии Верховой. Когда женщину отправили в СИЗО по обвинению в мошенничестве, арендаторы расторгли с ней договор, и позаботиться о ферме с тех пор было некому.
В СИЗО под следствием Наталия провела почти два года – 22 месяца. И выпустили ее не потому, что она оказалась невиновной: пока суд отложен, а дело так и не закончилось приговором. Юристы, которые работают в России, говорят, что затяжные суды – частая практика по статье 159 УК РФ и подозреваемых по ней часто закрывают в СИЗО не потому, что они могут сбежать от правосудия. Главная причина в том, что СИЗО – это способ давления и следователи рассчитывают, что, если отправить человека в камеру, это поможет им быстрее получить от него признательные показания и завершить следствие.
"Там всегда идет равнение на последнего. И если с убийцей, с маньяком обращаются определенным образом, так обращаются со всеми. Потому что ты за решеткой, потому что есть инструкции", – вспоминает Наталия Верхова о времени, проведенном за решеткой.
Сейчас женщину выпустили под подписку о невыезде. Но даже приехать на свои бывшие поля из Петербурга в Ленинградскую область Верхова не может: юридически это другой субъект страны, который она не может посещать под подпиской. Право на землю она отстаивает дистанционно в судах, а заодно борется за права других заключенных, которые так же, как и она, находятся под следствием в СИЗО или уже были осуждены. Она требует предоставить арестованным доступ к юридическим порталам "Гарант" и "Консультант", а еще она считает, что досудебные аресты вообще должны быть отменены, за исключением случаев, когда человек действительно пытается бежать. Не должно быть в случаях ненасильственных преступлений также наручников и автозаков, а правила содержания людей в следственных изоляторах не должны противоречить Конституции.
"Но у меня нет оптимистичных прогнозов на сегодня, потому что так учит опыт", – грустно говорит Верхова.
За месяцы своего ареста Наталия изучила российскую систему исполнения наказаний изнутри. И сделала вывод: она не исправляет. По мнению Верховой, почти каждый российский узник после тюремного срока становится хуже, чем до приговора: он теперь худший работник, худший семьянин, худший гражданин. Также в России практически нет системы реабилитации бывших заключенных. Зато есть осуждение общества и почти нет возможности судимому найти работу. Именно поэтому, по ее словам, осужденным в России нужна массовая амнистия. Но не амнистия-прощение, а амнистия-шанс.
"Человек, который впервые совершил преступление, не должен оказываться за решеткой. Должна быть амнистия, когда всем впервые судимым заменяют реальное наказание на условное. Всем, – настаивает Верхова. – Они уже были там, они уже знают, что такое тюрьма, они получили урок на всю жизнь. Надо дать шанс тем людям, которые оказались за решеткой по ошибке".
Также, по словам Верховой, не должны оказываться за решеткой матери: "Потому что дети остаются без родителей и детей нельзя наказывать за преступления матери". Она напоминает, что в 2019 году в российских тюрьмах вместе с матерями содержали около 500 детей. Освободить их – это еще один пункт ее манифеста: "У нас в Конституции это написано, что нельзя наказывать за преступление другого", – напоминает женщина.
По своему опыту Наталия также знает, что человек, попавший под следствие, практически бесправен, причем неважно, виноват он или нет. Скорее всего, его отправят в СИЗО, где с ним будут обращаться так, как будто приговор суда уже вынесен. Один из способов давления – это максимально оборвать все связи заключенного не только с близкими и адвокатами, а вообще со всем внешним миром.
"Когда я вышла из тюрьмы, я почувствовала, что я человек из прошлого, – говорит Верхова. – Я забыла, как пользоваться телефоном. Я с удивлением смотрела на смартфон и не понимала, какие у него функции, как мне нужно вообще действовать".
Свои предложения по реформе тюремной системы в России Наталия уже направляла руководителям самых разных ведомств и уровней. Ответа на них нет, поэтому она хочет издать книгу о российской женской тюрьме: деньги на нее Верхова сейчас собирает на краудфандинговой платформе. Все это она делает в перерывах между судами за ферму и ожиданием собственного процесса, по которому проходит подозреваемой.
Наталия хотела бы верить в лучшее, но говорит, что, вероятно, процесс закончится для нее обвинительным приговором и сроком в колонии. Не потому, что у нее плохой адвокат или слабая линия защиты, просто такова статистика: в 2019 году оправдательных приговоров в России было вынесено менее одного процента.
