В Центральноафриканской республике погибли трое российских журналистов – Орхан Джемаль, режиссер Александр Расторгуев и оператор Кирилл Радченко. Они поехали в страну, где уже много лет не утихает гражданская война, а власть контролирует только столицу и ближайшие окрестности, ради съемок фильма о "частной военной компании Вагнера". Заказчиком был проект "Центр управления расследованиями" Михаила Ходорковского. Обстоятельства гибели журналистов пока достоверно не установлены.

Орхан Джемаль работал журналистом с начала 90-х. Он писал о войне и снимал о войне. Он любил войну и признавался в этом. Джемаль был одним из самых известных специалистов по вооруженным конфликтам во всем мире, в первую очередь в мусульманских странах и на постсоветском пространстве.

Многие издания, для которых писал Джемаль, уже не существуют, а их архивы не оцифрованы. Поэтому Настоящее Время собрало воспоминания коллег, работавших с ним в разные годы.

Тимур Олевский, Настоящее Время

Орхан. Ты же счастливчик. Ты нас из таких передряг вытаскивал. С этой своей палочкой, которой стеснялся. Когда мы собирались в длинную поездку через ленточку (линию разграничения сторон конфликта – НВ) туда и обратно, ты мне говоришь: с такой фотографией на заставке фейсбука мы блокпосты не проедем. А я тебе ответил, я тогда тебя сниму. И повесил твоё фото на заставку, так ты у меня и висел с бутылкой Морщинской.

А на другой фотографии мы в Краматорске. Славянск еще под Стрелковым. По Саур-могиле стреляют всю ночь. Мы в квартире, в которую нас пустил хозяин, который уехал из города переждать. Ты нашел какую-то папаху, и в ночь травил завиральные свои идеи, и мы с тобой весело спорили. А потом ты с покойным Стениным приехал на позиции в ДАП (Донецкий аэропорт – НВ), да так снял, что за тобой МГБ устроило охоту.

И к Безлеру за пленными с тобой. А в сентябре, когда нас принял Азов, ты в соседней комнате сидел, помнишь. Мы с колпаками на голове. Я говорю одному, только мой друг ранен из ДШК в ногу (Джемаль был ранен в Ливии из крупнокалиберного пулемета – НВ). Я слышу, в соседнем кабинете на тебя перестал орать чувак. Потом оказалось, он спросил, а ты ранен, а где, а как, может тебе полежать? Так только ты умел, стесняться этой своей палочки.

Когда работал, переставал хромать, а потом вечером доставал синюю, опухшую ногу. А утром вперед шел, как ни в чем ни бывало. А потом твоя машина проехала между двумя упавшими минами.

А как ты по полю в Авдеевке скакал со своей палкой, пока в вас клали ВОГи. Я думаю, ты придуриваешься. Ты же всегда всех заговаривал на всех постах. С тобой было не страшно никогда. Ты же лучший из нас, ты точно пишешь. Что ж ты делаешь. А. Орхан. Как без тебя. Хочешь, чтобы мы плакали, а? Отвечай. Орхан. Я плачу, Орхан.

Павел Седаков, бывший корреспондент "Русского Newsweek"

В Newsweek у нас с Орханом была одна "командировочная" симка на двоих. Только я гонял по России и СНГ, а он туда, где "погорячее" – Южная Осетия-Грузия, "зона племен", Сомали, зона КТО. И контакты у него были соответствующие – ямадаевцы, какие-то разведчики, сбежавшие в Чехию-Австрию чеченцы, "пиковые", представители разных кавказских тейпов и кланов, в которых он так же четко разбирался, как в ворах в законе или полевых командирах. Со всеми находил общий язык и общие темы.

Короче, ночь, я сплю в гостишке в условном Киеве. Звонок. Неизвестный номер. Вкрадчивый голос.

— Алло, я в Москве. Приезжай срочно на Аминьевское шоссе – чаю выпьем.

— Што? Кто это?!

— Орхан, ты че, не узнаешь! Это же Шамиль снайпер! Я тут в Москве на полдня по делу…

Так в телефонной базе контактов появился "Шамиль Снайпер".

Куда нормальные люди ездят в отпуск? Летят на отдых в Паттайю, Италию или Грецию, на худой конец. Орхану такой туризм был, мягко говоря, не интересен. Он даже каждую свою командировку в Newsweek планировал как приключение – поехал однажды в Непал, арендовал мотоцикл и гонял, словно Индиана Джонс, по горным тропам и чуть не навернулся…привез оттуда нож кукри и радовался ему как ребенок...

Так вот Орхан давно вынашивал планы поехать в Сомали: "Напишу про пиратов". Организация стоила кучу денег и нервов – туристу там надо было чуть ли не ЧОП в обязательном порядке нанимать, чтобы тебя в центре города не украли. А к тому времени руководство Newsweek наложило мораторий на горячие точки – в 2007 году в Ираке погиб фотокорреспондент Дмитрий Чеботаев, год спустя во время войны в Южной Осетии были убиты Гига Чихладзе и Александр Климчук. Андрей Рудаков и Илья Архипов попали в плен в Африке к местным бандитам, и их чудом вытащили.

Но Орхана было не остановить – не получится по работе, так уехал в отпуск. И хотя его прямо с трапа самолета забрали в местную военную контрразведку – две недели мурыжили в подвале, допрашивали, а потом выслали из страны – репортаж он все-таки написал. "Мне не нравятся твои шлепанцы, у нас такие исламисты носят", – говорил ему на допросе офицер. Орхан объяснял, что купил тапки в Москве, на Черкизоне, и сильно пожалел на допросе, что в совершенстве не знал английский: "Ну представь, я бы времена или фразовые глаголы перепутал. Мне б не пару влепили, а сразу вывели к стенке во внутреннем дворике". И смеется. Авантюрист.

Когда мы делали рейтинг криминальных городов России, Степа Кравченко отправил Орхана в Пермь (лидер по кражам и грабежам), Сашу Раскина в ЕАО (наркотики), а меня с Андреем Рудаковым – в Туву (убийства и изнасилования). Съездили, написали зажигательные репортажи (Орхан проводил встречи на местном кладбище возле некрополя пострелянной братвы, а нам с Рудаковым чуть головы не снесли совковой лопатой), а потом получаем письмо (тогда в редакцию приходили еще бумажные письма): "Большое спасибо Александру Раскину, Орхану Джемалю и Павлу Седакову за репортаж и особенно за рецепт провоза конопляного масла в кочанах капусты".

Потом мы вместе работали в "Известиях" – Орхан вырвался в Ливию, и его оттуда было не вытащить. В одном из уличных боев очередью из крупнокалиберного пулемета ему перебили ногу. Потерял много крови. Нога болталась на сухожилиях. Чудом спасли. Потом Максим Шевченко на машинах вывозил друга через границу – частным бортом переправили в Австрию, в клинику, которую нашел Арам Ашотович. Операции. Реабилитация. Снова операции. Рассказывал, что местные чеченцы носили ему плов, шашлык и почему-то борщ. Потом операции в Москве, в военном госпитале, и тяжелое восстановление года полтора-два (кости надо было подрубать и ждать снова сращивания) – вытягивая ногу на аппарате Илизарова. Болты надо было подтягивать гаечным ключом. Каждый раз, когда мы приходили в гости, он брал гаечный ключ, врубал на полную немецкие марши и неистово начинал крутить гайки. Процедура была дико болезненной, и ему вся эта история с ногой не нравилась. "Если бы отрезали, давно бы уже бегал".

Впрочем, он и так бегал – хромой, с палкой, как капитан Сильвер, под осколками и пулями на Донбасе. В Forbes я писал про богачей и буржуев, а Орхану не очень интересно было считать чужие деньги. Поэтому, когда в Киеве начались уличные бои, потом Крым и Новороссия – он отправился туда, но, кроме текстов, снимал уже и видео. Картинка сильнее слов. Кадр как выстрел.

Орхан терпеть не мог офисную работу. И очень переживал, что перебитая нога долго ограничивала его свободу передвижения. Говорил: "Журналистика – это род занятий, обеспечивающий ту манеру жизни, которая тебе близка. Способ оставаться свободным".

Однажды для спецпроектов Forbes нужен был репортер, который бы поехал в Пакистан на открытие СП. Я знал, кому звонить. "Как дела? Да, жив пока, – отвечал Орхан в свойственной ему манере. – Пакистан, круто. Конечно, поеду!"

Он и сейчас, наверное, сразу подписался на эту поездку в ЦАР – джунгли, ЧВК, приключения, азарт. Он не хотел упустить что-то важное, остаться на обочине скучной размеренной жизни, и вспоминал слова покойного Ямадаева, вместе с бойцами которого на броне доехал от Цхинвали до Гори: "Стоит один раз попасть на хорошую войну – и ты будешь всегда хотеть на нее вернуться".

Ренат Давлетгильдеев, Настоящее Время

Мы нависли над картой Северной Африки, игрушечными машинками прокладывая маршрут до Триполи и Бенгази. 2011 год. Орхан тогда был военкором "Дождя". И отправлялся снимать "Ливийские дневники".

Кто бы не знакомился с ним, Орхан сносил своей бесконечной силой, какой-то невероятной харизмой, рассказывал нараспев истории с, кажется, всех войн мира, ходил по редакции босиком, поражал, вдохновлял.

До Ливии он добирался с караванами, по подземным подкопам, на хвосте то у боевиков, то у армии, то у повстанцев, то у бедуинов. И каждый день рассказывал о войне, сидя на джипе, непременно несущемся на передовую фронта. Он всегда был лишь там, где громче. Где не расслышать голосов за автоматными очередями.

Помню, как Орхан пропал. Несколько дней мы не знали, что с ним. Как его найти. Нашли. В госпитале.

Это было тяжелейшее ранение, после которого он сильно хромал. И страшно переживал, что это помешает ему ездить на фронт. Любой фронт. Где бы он, этот проклятый фронт, ни был.

Орхан был, наверное, самым смелым журналистом, которого я знал. Он неповторимый, невероятный человек. И это невосполнимая потеря для российской журналистики.

Буду помнить тебя таким. Пусть хромающим. Но живым.

Илья Жегулев, специальный корреспондент "Медузы"

Не могу внутренне не признать, что давно морально готовился к этой новости, хотя отгонял от себя эти мысли.

Орхан всегда был там, куда человек с чувством самосохранения никогда не стал бы идти. На Донбассе он шел в окопы просто ради интереса и чтобы поймать ощущение войны, тогда, когда остальные все же старались беречься и не ездить на передовую. Ему было все равно – он лез в окоп и снимал там разговор боевика с банковским клерком из Киева по поводу неоплаченного кредита.

В Ливии он чудом остался жив, после ранения он всегда хромал. Казалось, что после этого случая он станет другим. Но он остался солдатом, он остался бойцом, который пойдет в то пекло, от одного упоминания которого у коллег расширяются глаза. Казалось, он уже победил судьбу, он ее испытывал бесчисленное количество раз.

В Москве его глаза тускнели, ему здесь было неинтересно среди нашего царства потребления, богемных тусовок и хипстерских детских радостей. Последний раз я его встретил на вечеринке "Дождя". Вокруг все веселились под песни "Касты", я тоже попытался улыбнуться, но Орхан не улыбался. "Как дела у брата? Если нужна помощь - ты пиши, звони, я всегда помогу". Получилось это последние слова, которые мне сказал Орхан Джемаль.

Пусть тебе будет там не скучно. Ведь ты, трогательный, ранимый, душевный и добрейший человек, конечно попадешь в рай. Но через пару дней обязательно попросишься в ад. Потому что там самая жизнь.

Александр Баунов, главный редактор сайта Carnegie.ru​

Из центральной Африки пришло известие о гибели российских журналистов, среди которых мной многолетний коллега Орхан Джемаль. Есть длинная традиция фильмов, блокбастеров про смелого репортера, который едет в джунгли, в горы, в пустыню на чужую или немного свою войну и привозит оттуда правдивый рассказ или разоблачительный снимок. В жизни я знал совсем немногих таких, и, очевидно, кандидат номер один – Орхан Джемаль. Причем голливудский сюжет состоялся. Он был в одном из первых БТР чеченского батальона "Север", который сквозь встречный поток беженцев прорвался в Южную Осетию, и рассказал, о начале пятидневной войны августа 2008 г. Совсем не было похоже на заранее спланированную агрессию против молодой грузинской демократии. Выводы, которые потом подтвердились после утечек на Wikileaks и потом официально в европейском докладе прокурора Тальявини. Он летал снимать для "Дождя" и писать для нас в "Слоне", там его ранили. До этого он был в Сомали. Это только чтоб перечислить самое опасное. Сейчас, благодаря ему, я узнал (и многие со мной), что ЧВК есть в Центральной Африке.

Всегда поражал обидный разрыв между риском и трудностью таких командировок и сравнительно малым интересом к ним читателей и зрителей: "Что там в Ливии, мой Постум, или где там..." (Правда, это не касалось близких войн, вроде осетинской). Но я как подросток все детство не отрывавшийся от карты мира понимаю, зачем он ездил туда, где происходит история. Я сам, когда появилась возможность, стал ездить в такие места, хотя никогда в по-настоящему опасные. Орхан – случай захваченности репортерством, документальным описанием современности, как у поэтов стихом или композиторов музыкой. Логично правильно, что он с коллегами там оказался, нелогично и ужасно, что погиб.