В Черновцах 15 июня начался второй украинский фестиваль зрительского кино "Миколайчук open". Одной из его наиболее заметных премьер стал показ черной комедии Леона Прудовского "Мой сосед Адольф" (Израиль – Колумбия – Польша).
Место действия – некая южноамериканская страна в 1960 году (съемки проходили в Колумбии). Главный герой мистер Польски (Дэвид Хэйман) – одинокий и сварливый старик, переживший Холокост. Однажды он начинает всерьез полагать, что его новый сосед, седой бородач мистер Херцог (Удо Кир) – настоящий Адольф Гитлер. Мистер Польски рассказывает о своем открытии окружающим, идет в израильское консульство, не будучи принятым всерьез, он решает начать самостоятельное расследование. Ради поиска доказательств герой Хэймана даже завязывает дружбу с подозреваемым, что кладет начало цепочке смешных и абсурдных ситуаций.
Леон (Леонид) Прудовский родился в Ленинграде и репатриировался в Израиль в возрасте 13 лет. В 2004 году окончил Тель-Авивский университет, факультет кино и телевидения. Его дипломная "Темная ночь" номинирована на студенческую премию "Оскар", а полнометражный дебют "В пяти часах от Парижа" победил на кинофестивалях в Хайфе, Неаполе и Ницце.
Мы поговорили с Леоном об израильских таксистах, уместности комедий про Холокост и инфантилизме Удо Кира.
– Начнем с вашего фильма "Темная ночь", благодаря которому вы стали известным. Там израильские солдаты прячутся от палестинских боевиков и берут в заложники мирного палестинца. Были ли среди зрителей те, кто счел его сюжет провокационным?
– Но это не было провокацией. Поэтому “Темная ночь” не вызвала скандального резонанса. Напротив, мы были номинированы на студенческий "Оскар", получили упоминание жюри на Венецианском кинофестивале. Это история о том, как вы можете найти общий язык. Язык – просто речь, как у нас с вами, потому что мы оба говорим по-английски, или метафора для понимания друг друга? Это моя постоянная тема во всем, что я снимал с тех пор.
– Ваш полнометражный дебют "В пяти часах от Парижа" выдержан в совершенно ином настроении. Там очень трогательный герой, этакий душевный таксист. Он имеет какого-то реального прототипа?
– Мы с соавтором сценария пытались найти в себе те нюансы, которые могли бы помочь в создании этого персонажа. Израиль – боевая нация. Существуют стереотипы израильских бойцов, мужественных мужчин, сильных личностей. То же с таксистами: не знаю, как с этим обстоит дело в Украине, но в Израиле они имеют мнение обо всем, общаются очень резко. И идея заключалась в том, чтобы найти противоположного героя. Что мы и сделали.
– С чего начался "Мой сосед Адольф"?
– Кажется, это был 2010 год. Я показывал в Бразилии "В пяти часах от Парижа". Вернувшись в Израиль, разговорился об этой поездке со своим другом детства, и он сказал: "Давай напишем жуть про взрослого Гитлера, который избежал наказания и прячется где-то в Южной Америке". Я поначалу был не в восторге, но думал об этом все время, даже когда ложился спать. Я представлял свою бабушку, то, как она могла бы так долго размышлять о Гитлере.
Так сложилась идея: мы поняли, что речь идет о пережившем Холокост еврее, который одержим мыслями о Гитлере. То есть – история о ненависти и стереотипах, о том, как мы можем преодолеть их, чтобы увидеть человеческое во враге, когда это невозможно, потому что в тот момент, когда мы начинаем видеть человеческое в наших врагах, они перестают быть врагами, верно? Так работает наш разум. Мы наблюдаем за героем Удо Кира со стороны, как наблюдала бы за ним моя бабушка. И мы не знаем, Гитлер ли это на самом деле.
У нас в Израиле регулярно проходят военные операции, маленькая война почти каждое лето. И каждое лето крайне правые израильские политики пытаются довести нас до ненависти, до "ока за око" и т. п. А мы хотели показать, как переживший Холокост может видеть человечность в величайшем зле, так, как израильтянин может видеть человечность в палестинском бойце или наоборот.
– Что было главной сложностью при съемках в Колумбии?
– Это очень круто, на самом деле. Хотя и тяжело. Я оказался на три месяца без семьи, без детей, работал до упаду. Почти как летний военный лагерь. Все время приходилось работать и сражаться. Касательно колумбийцев – это один из лучших опытов общения. Оказалось, я не знаю Колумбию, и именно поэтому я не упоминаю ее в фильме – события происходят где-то в Южной Америке, но, как я понял, это простая сельская страна с очень милыми жителями, с которыми легко работать и говорить. Колумбийцы – настоящие чемпионы, действительно пытались сделать все возможное. Труднее было работать с актерами вдвое старшими меня. Это был самый большой вызов, но в конце концов все получилось.
– Конечно, хочется уточнения насчет актеров. Как вам работалось с Удо Киром?
– Очень опытный, очень успешный актер. Снялся где-то в 350 или 400 фильмах, играл эпизоды, но при этом у величайших режиссеров – фон Триера, Фассбиндера, Скорсезе. Он чувствует кадр, чувствует, что нужно сделать, знает, будет ли это долгий кадр или крупный план, и действует соответственно. Но он не любит репетировать, не любит искать характер, как Дэвид Хэйман. Так что Дэвид пришел с условием, что нужно проводить репетиции, а Удо – с условием, что ему репетиции не нужны.
Нам пришлось придумывать, как сделать так, чтобы они работали вместе. Удо – как большой ребенок. Очень эгоцентричный парень. Любит говорить о себе. И когда вы перестаете говорить о нем, он увядает, замолкает. На кинофестивале в Локарно каждый раз, когда мы сидели за столом с продюсерами и актерами и Удо больше не был центром разговора, возникал вопрос: "О, где Удо? Наверное, пошел в свою комнату спать!" Но он действительно был частью веселья. Очень особенный парень.
– Насколько, по-вашему, может быть продуктивным осмысление катастрофы такого масштаба, как Холокост, именно через жанр комедии?
– Я не пытался сделать действительно смешной фильм. То есть у нас есть смешные моменты, даже иногда бурлеск. Но в основном это способ рассказать о трагедии, не будучи слишком мелодраматичным. Фильмы, которые мне нравятся – трагические комедии или комические трагедии. И мы с соавтором сценария в течение 8 лет пытались найти правильный баланс.
– Для того чтобы шутить о некоторых исторических событиях, нужна дистанция во времени.
– Да, конечно. Например, в Израиле в 1990-е годы было шоу, которое резало священных коров, включая тему Холокоста, довольно популярное и умное. Около семи лет назад в Германии вышла комедия о том, как Гитлер проснулся в 2000 году и говорил с людьми немного в стиле Саши Барона Коэна. Это на моей памяти первый раз, когда немцы пытались смеяться над этим. Когда я показывал "Моего соседа" в Гамбурге, люди говорили о том, что они ищут комедии на эту тему, потому что пришло время попробовать посмеяться.
– В целом какие фильмы о Холокосте кажутся вам наиболее кинематографически интересными?
– Вау, это хороший вопрос. Французский "Поезд жизни" – о том, как жители штетла, чтобы спастись от нацистов, переодеваются в немецких солдат и в пленных, садятся на поезд и пытаются бежать в Палестину. Это мой любимый фильм о Холокосте, смешной, трагичный, очень трогательный. Там есть едва ли не лучшая шутка о еврейском опыте: "Как мы можем вести себя по-немецки? Нам нужно говорить по-немецки". И тогда один парень, который говорит по-немецки, советует: "Говори на идише, но будь очень злым при этом". Еще мне нравится "Список Шиндлера". Конечно, это большая голливудская постановка, в каком-то смысле слишком простая, но все-таки важная. "Сын Саула" – гораздо более сложный фильм, с очень интересной концепцией, которая работает очень хорошо.
– Что вы снимаете сейчас?
– На самом деле, "Мой сосед Адольф" вкупе с пандемией как бы убили меня. Так что сейчас я пытаюсь преодолеть это. Восемь лет назад я снял документальную короткометражку "Добро пожаловать… и наши соболезнования" о моей эмиграции в Израиль. Этот получасовый фильм был очень успешным на кинофестивалях. Мы даже продали его украинскому каналу. На самом деле, я тогда пытался написать полный метр, но не получилось. Теперь у меня вторая попытка. Мы уже нашли финансирование, надеемся снять в течение года.
Так что это будет ночь в самолете, полном эмигрантов, прилетевших из разных частей СССР в Израиль. Смешно и немного безумно. Думаю написать сериал – адаптировать роман Ицхака Башеви-Зингера "Сатана в Горае" о еврейской деревне в Польше во время восстания Богдана Хмельницкого в XVII веке. Там есть мистицизм, Каббала, очень интересная тема. А прямо сейчас пишу полубиографическую историю о писателе, который пытается справиться с пандемией, семьей и карьерой. Это мое самолечение во Франции, потому что я уже около четырех лет живу там. Моя жена – француженка, мы жили в Израиле, но она вытащила меня в Париж перед пандемией, а потом я там застрял. Так что это то, что я сейчас пытаюсь сделать.
