Журналист украинского информационного агентства УНИАН Дмитрий Хилюк провёл в российском плену более трех с половиной лет. Его похитили российские военные в Киевской области: вывезли в Россию через Беларусь. Хилюк прошел через несколько российских тюрем: — в Новозыбкове Брянской области и в Пакино Владимирской области.
24 августа 2025 года Хилюк вернулся домой в Украину в результате масштабного обмена: 146 на 146 человек. В интервью Радио Свободаон рассказал о том, как его похитили и через что ему пришлось пройти в России.
*****
Телеканал Настоящее Время уже рассказывал историю Дмитрия. Его похитили 3 марта 2022 года: российские военные ворвались в дом его семьи в украинском селе Козаровичи Киевской области со стрельбой и криками “Ложись”. Дмитрий в тот день вместе с отцом, ненадолго вышел из укрытия, чтобы проверить, не пострадал ли их дом от обстрела.
"Налетают пять мужчин, с автоматами, кричат: “Ложись”, – стреляют. Ну что, мы остановились, руки вверх", – вспоминает Василий, отец Дмитрия Хилюка.
Отца Дмитрия российские военные потом отпустили. Дмитрию связали руки, замотали скотчем глаза и вывезли из Украины. Сначала его вместе с другими похищенными доставили в Дымер (посёлок в Вышгородском районе Киевской области), а затем увезли в Гостомель, еще один город под Киевом, который был оккупирован российской армией весной 2022 года. Оттуда его вместе с другими заключёнными перевезли на военной машине через Беларусь в Россию. Всю дорогу их везли с завязанными глазами и в наручниках.
"В тот день, 16 марта, был солнечный день. Мы выезжали из Гостомеля, и я чувствовал, что солнце светит нам в спину, и поэтому понял, что мы едем на север от Киева, — вспоминает Хилюк. — Мы ехали долго, часов пять. В машине был охранник, который следил, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не снял повязку или не ослабил её, чтобы что-то увидеть. Любого, кто пытался это сделать, толкали прикладом автомата, чтобы он боялся".
Дмитрий рассказывает, что еще за полгода до российского военного вторжения в Украину некоторые иностранные спецслужбы и эксперты предупреждали Киев о возможном нападении России. Но Хилюк, по его словам, тогда не верил в полномасштабную войну и изначально воспринял эвакуацию дипломатических миссий из Киева как проявление паники.
"Я подозревал, что на востоке может быть серьёзная эскалация, но не ожидал, что они пойдут на Киев. Так что это был шок, — признает он. — Когда это случилось, я вспомнил публикацию бывшего депутата Татьяны Чорновол за год-два до этого: она писала, что белорусское направление (от границы с Беларусью до Киева) полностью открыто, там нет ни одного военного, ничего нет".
"А когда русские уже пошли войной, многие стали говорить, что эти оккупанты повторили путь нацистских оккупантов в 1941 году: ведь они тогда тоже шли на Киев с севера. Такой символизм", — замечает Дмитрий.
В Беларуси Дмитрия и других похищенных украинцев привезли в лагерь в Наровле, городе в Гомельской области недалеко от границы с Украиной.
"Когда машина остановилась, я немного отодвинул скотч от глаз, выглянул в окно и увидел какое-то административное здание. На нём развевалось три флага – белорусский государственный красно-зелёный посередине и какие-то другие, непонятные мне по бокам, – вспоминает Хилюк. – Там же стояло несколько машин с белорусскими номерами. Позже я узнал, что это было в Наровле. Мы называли это место "вапна" ("известка")".
"Нас бросили в холодное помещение без окон, с дверями, какие бывают на сельскохозяйственных складах, где обычно хранят картофель. Стены там были побелены известью, и мы все были в ней перепачканы", – объясняет журналист происхождение этого названия.
По словам Дмитрия, в этом фильтрационном лагере работали только российские военнослужащие, в том числе представители кавказских народов.
"Я ни разу не видел там белорусов – ни гражданских, ни военных. Там были русские солдаты, в том числе люди с характерным акцентом и внешностью представителей кавказских народов, – рассказывает Дмитрий. – Сказали, что это могут быть чеченцы. Один из них при мне звонил домой и говорил на совершенно незнакомом мне языке. Он потом разрешил позвонить одному из наших пленных солдат, который успел сообщить родным, что находится в плену. Но запретил нам говорить, где мы находимся".
В Наровле украинских заключённых держали более двадцати дней. Им давали еду, но не оказывали им никакой медицинской помощи.
"Из Гостомеля на носилках привезли двух наших солдат. Один из них, видимо, был ранен, а у другого были обморожены ноги. Наши пленные кормили их с ложки, потому что сами есть они не могли, — вспоминает Хилюк. — Никто к ним не подходил, медицинской помощи никакой не было. Я не помню, чтобы к ним приходили врачи, ни гражданские, ни военные. Они просто лежали на носилках, а за ними ухаживали другие пленные. Нас там было человек 60. Стресс был огромный".
Затем похищенных и пленных украинцев снова погрузили в армейские машины с заколоченными фанерой окнами и повезли уже в сторону России. Как позже выяснится, их везли в город Новозыбков в Брянской области. Дмитрий подчеркивает, что все мирные жители, которых увезли в Россию, были зарегистрированы как военнопленные, хотя мало кто из них реально участвовал в боях: большинство были гражданскими.
"Нам снова завязали глаза, и теперь невозможно было видеть, куда нас везут, даже солнца не было видно, — рассказывает Хилюк. — Нас везли со связанными за спиной руками. Через час сидения стало неудобно и тошно. Люди просили чтобы им руки наручниками сковали вперёд, чтобы руки были перед ними, а не за спиной, но нам грубо в этом отказали".
В Новозыбкове среди заключённых оказался гражданин Беларуси.
Дмитрий рассказывает, что его также задержали в Киевской области.
"Он был в Украине, когда Россия напала, а потом пошёл в сторону Беларуси, бежал домой, надеясь, что его впустят, ведь он был иностранцем и имел белорусский паспорт. Я знал его имя, но сейчас не могу вспомнить, много времени прошло, — рассказывает Хилюк. — Ребята, которые были с ним в заключении и сидели с ним в одной камере в Новозыбкове, возможно, его помнят: он тоже числился военнопленным".
"Эти ребята, к сожалению, до сих пор находятся в российском плен", — говорит журналист.
Родные Хилюка много месяцев не знали о том, что с ним произошло после задержания военными. Лишь спустя два года после того, как мужчина был похищен, власти России – письмом из Минобороны – официально подтвердили родителям Дмитрия, что их сын "находится в заключении на территории Российской Федерации". Других пояснений в письме не было.
Хилюк к тому времени находился уже в другой российской тюрьме, в Пакино во Владимирской области. Там украинцев содержали отдельно от российских заключенных.
"В Пакино была большая колония, но три корпуса, где содержались украинцы, были специально огорожены высоким забором – до окон второго этажа, чтобы не дай Бог нам там пересечься с местными заключёнными, – рассказывает Дмитрий. – Российские зэки только обслуживали нас, разговаривать с нами им было запрещено. Когда нас туда (в их корпус) водили, например, на флюорографию, то это делали с мешками на голове или ночью. Во-первых, чтобы мы не видели, куда идём, и не ориентировались, а во-вторых – чтобы нас не видели их заключённые, потому что рентгеновский аппарат стоял прямо у них в корпусе".
Хилюк отмечает считает, что администрация тюрьмы очень опасалась контактов российских и украинских заключенных. Охранники, которые охраняли украинцев, по его словам, менялись каждый месяц, потому что руководство им тоже не доверяло: они следили друг за другом. Он рассказывает, что бывали случаи, когда охранник мог проявить гуманность по отношению к какому-то украинцу, но об этом быстро становилось известно, и больше он в корпусе для пленных украинцев не появлялся.
"Я также заметил, что если с тобой разговаривает один охранник, то это может быть вполне приемлемо — он общается без грубости, без ругани. Но если их двое или больше, то они, должно быть, уже боялись друг друга и хотели показать свою преданность режиму, а поэтому вели себя как животные", – подчеркивает Дмитрий.
По словам Дмитрия, охранники в Пакино не запрещали им разговаривать между собой по-украински, но их очень раздражало, когда заключённые использовали в разговоре непосредственно с ними отдельные украинские слова.
"Они кричали: "Давайте, говорите по-русски, мы вашу хохляцкую мову не понимаем!" – рассказывает Хилюк. – Что в первой тюрьме, что во второй: украинский язык мгновенно вызывал у них ярость. Даже не язык, а отдельные украинские слова".
"Была одна интересная вахта (охранников), которая длилась целый месяц. Один из них, постарше, говорил по-украински, причём довольно неплохо. Он мог сказать: "Доброго ранку, хлопцы". Сначала мы не знали, что сказать, но потом стали ему отвечать. Но потом его заменили", — вспоминает Хилюк.
Дмитрий рассказывает, что его пытались обменять как минимум дважды, но удалось вернуться на родину ему только со второй попытки.
Он рассказывает, что подготовка к обмену началась за четыре дня до 24 августа. Кроме Хилюка, в Пакино на обмене готовили также похищенного мэра Херсона Владимира Миколаенко и еще одного жителя Киевской области, Дмитрия Юзвака. Всем им было приказано собрать вещи и покинуть камеру.
"Я быстро пообедал, скатал матрас, собрал свои вещи: чашку, ложку, зубную пасту, мыло, письмо из дома и деревянный крест", — — вспоминает Дмитрий.
На выходе всем украинцам выдали украинскую военную форму и приказали в нее переодеться. Затем их отвели в библиотеку и записали с ними видео. От них потребовали заявить, что они не имеют никаких претензий, жалоб или заявлений к России и учреждениям, в которых их держали.
"Нам пришлось рассказать короткий заученный текст, несколько предложений — в том числе о том, что нас кормят три раза в день горячим питанием, выдают чистое бельё. Короче говоря, что мы провели время на курорте, — рассказывает Дмитрий. — Мы также написали короткие автобиографии. После этого нас вернули в камеры и грубо нам заявили, что домой мы не поедем".
Но через пару дней украинцев снова вывели из камер и в этот раз посадили в полицейский автозак. Они ехали примерно три часа — со связанными глазами и руками.
"По звуку реактивных двигателей я понял, что нас привезли на аэродром. Нас выгрузили и отвезли в какое-то большое и холодное помещение, возможно, это был ангар для самолётов, — рассказывает Хилюк. — Мы слышали, что самолёты садились и взлетали очень часто, в том числе и ночью, потому что мы там ночевали".
"Там было очень-очень холодно, никто не мог спать от холода, но, конечно, нам давали еду. Ну, как давали – впервые за долгое время я попробовал нормальную человеческую еду, а не помои, — вспоминает Дмитрий. — Наверное, нам давали еду, которую военные готовили для себя, для своих солдат. Там даже была одноразовая посуда и одноразовые вилки, но пользоваться ими было невозможно, потому что глаза у нас по-прежнему были завязаны, а руки были скованы наручниками. Нам приходилось есть прямо из тарелки, как кошкам или собакам".
На следующий день украинских пленных начали загружать в большой военно-транспортный самолет. Сам полёт длился около двух часов.
"Когда самолёт приземлился, открыли трап, и я, сидя почти в хвосте, почувствовал, что с улицы пошёл воздух, а это означало, что мы уже на земле, — вспоминает Дмитрий. — И тут нам дали совершенно неожиданную команду: снять повязки и скотч с рук. Мы помогали друг другу, зубами рвали скотч на руках, сорвали повязки. А потом я увидел, что это действительно большой транспортный самолёт, и увидел автобусы с белорусскими номерами, легковые автомобили и кареты скорой помощи".
Хилюк рассказывает, что их привезли в Гомель, а оттуда уже повезли на границу с Украиной на обмен.
"На аэродроме стоял единственный гражданский самолёт "Белавиа", а сам аэропорт был совершенно пуст. Мы проехали мимо здания аэровокзала, где я увидел всего несколько человек. На нём было написано "Гомель", — рассказывает он. — Мы сели в автобусы, а там на сиденьях лежали пакеты с нормальной едой (сухпаек). Там был какой-то паштет, тушёное мясо, что-то ещё. После помоев, которыми меня кормили три с половиной года, это показалось мне съедобным и вкусным".
Кроме сухпайков украинцам дали бумажные пакеты: в них была вода, чай и одноразовые стаканчики — всё белорусского производства. При этом Дмитрий подчеркивает, что за всё время пути от гомельского аэропорта до границы с Украиной представители Беларуси с ними никак не контактировали.
"Всё выглядело так: полномочия российских военных в тот момент закончились, и какие-то люди называли нас по именам и направляли к автобусам. Может быть, это были белорусы, может быть, нет, но, по-моему, это уже были не военные, — рассказывает Хилюк о последнем этапе обмена. — Мы были в таком возбуждённом состоянии, были так рады, что нас наконец-то освободят, что я не особо обращал на это внимание".
Дмитрий говорит, что после освобождения он был больше всего рад тому, что его дождались родители.
"Моему отцу уже 77 лет, а маме 76. Для меня это самая большая радость, — объясняет он. — Я у них один в семье, а все наши родственники находятся кто во Хмельницкой, кто в Ровенской областях, и они тоже пожилые. Но всё равно, пока я был в плену, они приходили моим родителям помогать".
Как и все освобождённые украинцы, Дмитрий прошёл медицинскую реабилитацию после российского плена. Сейчас он восстанавливает дом, пострадавший от российских обстрелов, и планирует вернуться к работе в информагентстве УНИАН.
