12 декабря 2018 года Россия отмечает 25-летие основного закона – Конституции РФ. Многие правозащитники и политологи считают, что этот закон в нынешней России не соблюдается: по сути ликвидирована свобода собраний, свобода вероисповедования, преследуются за экстремизм люди и организации, не регистрируются политические партии, запрещена или ограничена деятельность многих общественных и благотворительных организаций, нарушается право на справедливый суд и презумпция невиновности.
Были ли эти проблемы заложены в Конституции на момент ее написания в 1993 году? Телеканал "Настоящее Время" поговорил об этом с Виктором Шейнисом. В 1993-1994 годах он был зампредседателя Комиссии законодательных предположений при президенте РФ и одним из авторов Конституции, и вспоминает, что уже при ее принятии многие авторы были против документа, считая, что он открывает дорогу единовластию.
"Исходили из того, что это меньшее зло. Но меньшее зло иногда превращается в большее", – признает Шейнис.
*****
– Насколько тот текст Конституции, который вы в том числе писали и готовили 25 лет назад, имеет отношение к той российской Конституции, которую мы по факту имеем сегодня? От той Конституции еще что-то осталось, кроме декларации прав и свобод россиян?
– Вы знаете, Конституция – замечательный текст. Он состоит как бы из двух пластов. Человек, который впервые берет в руки этот текст, может подумать, что его писали разные люди. Вернее, разные разделы и разные главы писали разные люди.
Первая и вторая глава (первая глава – это основы Конституционного строя и вторая глава – права и свободы человека и гражданина) – по ним создается впечатление, что это написано людьми, идеалистически или, по крайней мере, романтически мыслящими, которые желают в России демократии, свободы и так далее. Это замечательные главы. Они хорошо написаны. Это декларация свободы, права.
А затем идут другие главы, которые описывают федеративное устройство и организацию государственной и муниципальной власти. Создается впечатление, что их писали другие люди.
Но я, как участник этого процесса, могу сказать, что это не так. Когда создавалась Конституция, разные люди оказывали воздействие на этот процесс. И вторую главу удалось написать так, как авторы Конституции этого и хотели. Но что касается других глав, то шло как бы перетягивание каната: вот эту статью давайте так сформулируем, а эту статью несколько иначе.
И в результате с 3-й по 8-ю главу Конституции мы по сути получили закрепление того режима, который сегодня имеем.
– То есть сильная президентская власть, которую Россия имеет сегодня, была изначально заложена в Конституции?
– Это заложено было в результате столкновения разных сил и перетягивания каната. Канат перетягивался то немножко в одну сторону, то немножко в другую.
В 1990-е годы мы имели совершенно другой режим. У Бориса Николаевича Ельцина наряду с его неуправляемостью, с его заносами, его стремлением утвердить собственную власть в то же время были известные ограничения, были вещи, на которые он посягать не мог. В частности, на свободу печати.
И этот другой режим, который мы имели в 1990-е, в общем-то, мог укладываться в те расплывчатые формулы, которые есть в главах нашей Конституции, начиная с третьей.
А что касается 2000-х годов, то здесь ситуация была уже другая. Пришли другие люди. И не то чтобы с первых шагов, но они достаточно рано стали выстраивать вертикаль власти.
И вот в нашей Конституции присутствует, скажем, с одной стороны, вертикали власть, с другой – разделение, независимость властей друг от друга. И то, и другое. Я могу говорить: там разделение властей. А мне ответят: нет, извините, полномочия президента прописаны так, как они реализуются. Я на это могу возразить, что они прописаны не совсем так, что на протяжении почти двух десятилетий XXI века текущее законодательство, разного рода административные постановления, административная практика шли в противоположном направлении. И мы имеем то, что имеем.
– Есть хорошо известная 31-я статья Конституции – право на свободу собраний. Но при этом в России есть закон о митингах. И получается, что с одной стороны, в России декларируется право на свободу собраний, а с другой, по закону о митингах, который был принят значительно позднее Конституции, граждане России должны получать согласование любой массовой акции. То есть получается, что последующее законодательство как бы ограничивает действие Конституции.
– Совершенно верно. Вы правильно указываете на реальные противоречия конституционного текста. Если бы у нас была известная свобода печати, если бы у нас были оппозиционные силы, если бы у нас суд мог исполнять те функции, которые заложены в первых главах Конституции, то закон о митингах надо было бы отменить. Потому что по сути дела он антиконституционен. Но при существующем положении отменить его невозможно, потому что никакой суд не постановит неконституционность данной статьи.
– А какие права, гарантируемые Конституцией, остались у россиян?
– Кое-что осталось. Это некоторые ограниченные островки свободы слова, выражения собственного мнения, выходы на митинги и демонстрации. Но это изолированные островки в море беззакония, в море притеснения прав граждан, которые декларированы в первых главах Конституции России.
– Сегодня в России существует так называемая проблема-2024. Никто не понимает, что будет со страной после того, как у Владимира Путина закончится нынешний президентский срок. Поэтому начиная с мартовских выборов неоднократно поднимался вопрос (включая председателя Конституционного суда Зорькина), что Конституцию нужно либо значительно менять, либо переписывать. Вот на ваш взгляд, не честнее было бы сегодня Конституцию в России "перепринять", потому что она не работает?
– Вы знаете, статья Зорькина (она вышла в октябре 2018 года в "Российской газете") по-своему замечательна. Те вещи, которые он написал, давно уже не печатали в наших официальных изданиях.
Например, Зорькин начинает свою статью с того, что у Конституции есть недостатки, и их следовало бы исправить. Какие недостатки? Баланс властей. Пережим в пользу президентской власти. Расширенные права президентской администрации. Зорькин пишет, что это те положения, которые, как он пишет, важно "уточнить".
Эту мысль Зорькина можно трактовать по-разному. Я довольно внимательно следил за откликами на эту статью. И подавляющее большинство этих откликов идут не туда. Но обсуждая статью Зорькина, люди на самом деле обсуждают, как бы сделать так, чтобы в 2024 году, когда у Владимира Путина закончится нынешний президентский срок, можно было изменить государственное устройство, чтобы нынешний глава государства с другим титулом, с другими полномочиями, скажем, во главе Госсовета, мог оказывать то же влияние, которое он оказывает и сейчас. То есть "придумайте нам такую структуру, которая сохранит нынешнее положение вещей". Но это идея противоположна тому, что в концентрации властей мы имеем недостаток Конституции России. Несменяемость власти – это один из главных пороков нынешней системы.
–– Возможно ли в нынешнем тексте Конституции уравновесить две ветви власти, президентскую и парламентскую? Или нужно принимать другой текст и другую Конституцию?
– Я уже говорил и хочу еще раз подчеркнуть: Конституция в разных своих главах открывает разные возможности. Если исходить из того реального положения, реального взаимоотношения и реального полномочия властей, то, конечно, это вещь недопустимая. Потому что у нас законодательная власть – это, по сути, продолжение президентской администрации, наши законодательные органы постановляют то, решения о чем принимаются в кремлевских кабинетах.
Суды у нас, возможно, по каким-нибудь гражданским, личным делам принимают справедливые решения. Но по всем спорам, конфликтам, где замешана политика, политические интересы, суды принимают то, что им постановляют. В том числе и Конституционный суд, который возглавляет Валерий Дмитриевич Зорькин.
Когда Конституция была написана и было объявлено всенародное голосование, в общем, сложилось будто бы большинство. Могло бы быть и большинство против Конституции. И тогда, между прочим, демократы раскололись. Некоторые мои коллеги, единомышленники, были за то, что голосовать надо было против Конституции.
– Почему?
– Именно потому, что она содержит слишком много ограничительных норм, что эта Конституция открывает дорогу единовластию. И была другая точка зрения, что нет, Конституцию надо принимать. Потому что если она не будет принята, то мы рискуем оказаться в ситуации хаоса, в ситуации отсутствия документа.
Бывают такие сложные правовые ситуации, когда истина существует не с одной стороны, а когда доля истины есть и в одной, и в другой позиции. Это положение было в декабре 1993 года, когда было голосование по Конституции.
Я был за Конституцию. Я отлично видел дефекты Конституции. Но я считал, что лучше ее принять в таком виде, в каком она написана, чем заблокировать ее принятие. И то же самое было предложено избирателям. Исходили из того, что это меньшее зло. Наши оппоненты говорили, что меньшее зло иногда превращается в большее. Вот это превращение и произошло после смены власти.
– Российской Конституции исполняется 25 лет. В других постсоветских странах ситуация другая. Вот это хорошо или плохо, что у нас все 25 лет действует одна Конституция? Что лучше?
– Вы хотите, чтобы я дал вам однозначный ответ? Я вам его не могу дать. Я не знаю, что лучше. Особенность Конституции России такова, что ее текст можно толковать по-разному. Целый ряд формулировок носят очень расплывчатый характер.
Я знаю, что в Конституцию внесено несколько поправок. Эти поправки в основном носят технический характер. Например, проводилось укрупнение субъектов федерации. И соответственно изменился текст. Это поправки не принципиально меняли текст Конституции. Но была одна поправка, чрезвычайно вредная, чрезвычайно далеко идущая. Поправка, внесенная сменщиком.
– О длине президентского срока?
– Да. В Конституции нет реальных ограничителей власти президента. Формально есть импичмент. Но при наших выборах, при нашем составе законодательных органов лишить полномочий президента невозможно.
Один раз за срок полномочий президент обращается к населению: избиратели, поддержите меня. И обставляет все таким образом, что громадное большинство ему обеспечено, потому что большинству нравятся такие вещи, как захват Крыма, хотя это идет в противоречие с договорами, подписанными Российской Федерацией. Нам объясняют, что изменились обстоятельства, поэтому мы вольны не соблюдать те договоры.
В сущности раньше президент выходил на суд избирателя один раз в 4 года. Теперь президент выходит на суд избирателя один раз в 6 лет. Это значит, что его полномочия увеличены, по крайней мере, в полтора раза, а фактически даже больше. Потому что тут идет эффект умножения, при котором не полтора, а на больший объем избиратель дает полномочия. Это очень вредная поправка. Если бы была моя власть, чтобы это положение отменить и вернуть четырехлетний срок.
КОММЕНТАРИИ