Бывшая стилистка студии "Квартал 95" Шура Рязанцева лично одевала нынешнего президента Украины Владимира Зеленского. Но в первый день российского вторжения пошла в военкомат и сразу отправилась в Гостомель. Сейчас подразделение, в котором служит Шура, охраняет границу с Беларусью. Ее позывной "Ялта" – она родом оттуда.
Корреспондентка Настоящего Времени встретилась с Шурой Рязанцевой в Киеве, куда она приехала буквально на один день и сразу вернулась на военную службу.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Бывшая стилистка студии "Квартал 95" рассказывает, почему пошла на фронт
– Как тебе в Киеве после передовой на фронте?
– Вообще очень тяжело возвращаться в мирный Киев. Когда ты приезжаешь, ты чувствуешь себя немножко двояко. Где-то чужой.
– Почему?
– Потому что люди забыли, забывают о том, что идет война. Кто-то забывает, кто-то нет. Это тяжело объяснить. Где-то ты отвык, где-то у тебя поменялись какие-то взгляды. Какое-то вообще восприятие изменилось. Потому что вот тут, например, я раньше ездила на скейте, а теперь здесь я иду в военной форме.
– Как твоя жизнь выглядела до полномасштабной войны?
– Она была очень интересной. Я работала в кино. Достаточно большой период времени. Я создавала образы. Это было не только кино. Это был мир шоу бизнеса. Я была телкой. Я была конченной телкой... Серьезно. Я была страшным человеком. Я была меркантильной. Каждый выходные я делала МУЗ-ТВ. Я жила полтора года в Питере. У меня это все перещелкнулось, когда я увидела избиение студентов на Майдане.
– Учитывая то, что ты никогда не была связана со службой в армии, как ты вообще приняла решение для себе пойти защищать страну, пойти воевать? Это было в первый день полномасштабной войны, 24 февраля?
– На самом деле это было давно предначертано. Потому что я родилась в семье военных. У меня отец военный летчик. Конкретно если говорить обо мне, то в 14-м году, я была в плену в Крыму. Мы были первыми пленными из активистов Авто Майдана на тот момент. Мы были недолго, но поверьте одного дня достаточно, чтобы понять, что такое русский мир. У них нет ничего святого. И вот тогда я для себя все поняла. Не могу сказать, что моя история началась 24-го числа. Нет, она началась тогда. Потому что по сей день у меня есть личная какая-то цель – отомстить. Они у меня забрали все. Они забрали моего отца, мою землю, виноградник.
– Ты можешь говорить, в какой области ты сейчас?
– В данный момент моя ротация – это граница с Беларусью. Наше подразделение – это сухопутка. Это стрелковая рота. Там нет абсолютно какой-то гендерной штуки. Мы все равны.
– Как оно быть женщиной на фронте? Много таких?
– Нет, я одна в взводе.
– Как тебе среди мужчин?
– Да супер. У меня замечательная семья. Я не могу их назвать взвод. У меня семья. Я даже, знаешь, когда меня селят отдельно, я не могу. Я хочу быть со своими пацанами, с командирами. Я же должна их охранять. Кто-то же должен это делать. У нас там есть какие-то поощрения, конечно. Но выхватываю я точно также, как и парни.
– Было ли тебе страшно?
– Не страшно лишь потому, что ты осознанно понимаешь, что ты здесь делаешь. И что рядом с тобой есть люди, на которых ты можешь положиться. Ты порой даже маме, сестре или брату не можешь позвонить и доверить такие вещи, которые ты можешь доверить своим побратимам. И как бы ни кричал на тебя старший сержант, командир – ты на войне, ты в армии.
– Закончится война, прожив вот этот весь опыт, побывав на фронте, сможешь ли ты вернуться в свою довоенную жизнь – в кино, шоу-бизнес – или продолжишь службу в армии?
– Главное – остаться живой. Это самое главное. Не вернусь [к прежней жизни]. Я буду дальше служить. И главное – родить ребеночка.