"Ему было важно понять эту страну". Коллега американского журналиста Эвана Гершковича о его биографии, аресте и следственном изоляторе

Ваш браузер не поддерживает HTML5

"Эван очень был посвящен журналистскому делу, он очень сильно верил в то, что сейчас как раз больше, чем, может быть, когда-либо, нужно освещать то, что происходит в России, нужно, чтобы люди понимали, что в этой стране происходит"

Российские власти оказывают давление уже не только на российских независимых журналистов. Сегодня адвокаты наконец, смогли попасть к первому арестованному с 1986 года по подозрению в шпионаже американскому журналисту. О задержании Эвана Гершковича стало известно 30 марта. Он аккредитованный при министерстве иностранных дел России корреспондент The Wall Street Journal. О том, в каком он состоянии и почему мог стать фигурантом дела о шпионаже, Настоящему Времени рассказал коллега Гершковича Мэтью Люксмур.

– На каких условиях работают иностранцы в России? Как я понимаю, Эван условия эти соблюдал, он был аккредитованным журналистом при МИД РФ?

– Эван работал официально, со всеми соответствующими бумагами. Он был аккредитован при МИД России, все разрешения для работы по всей России имел, был арестован в ходе своей работы как журналист.

– И при этом все эти годы (если не ошибаюсь, шесть лет до этого он работал) вопросов у министерства иностранных дел к его документам никогда не было?

– Насколько я понимаю, нет, но я думаю, что он все это время был аккредитован и все это время официально работал в The Moscow Times, Agence France-Presse, потом у нас для The Wall Street Journal. Я никогда не слышал о каких-то вопросах к нему по поводу его работы или по поводу тех бумаг, с помощью которых он работал в России.

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: Обвиненный в шпионаже журналист Эван Гершкович впервые после ареста встретился со своими адвокатами

– Слежка, которая велась за ним и о которой The Wall Street Journal пишет в своей статье про задержание Эвана Гершковича, это, на ваш взгляд, была слежка, чтобы просто оказать давление, или это были предпосылки к задержанию?

– Я не могу комментировать слежку, потому что я там не был, я не знаю, насколько за ним следили. Я, конечно, с Эваном общался. Он полностью отдавал себе отчет в рисках своей работы, но он очень был посвящен журналистскому делу, он очень сильно верил в то, что сейчас как раз больше, чем, может быть, когда-либо, нужно освещать то, что происходит в России, нужно, чтобы люди понимали, что в этой стране происходит. И он был очень посвящен профессиональному освещению событий в России. Он очень много говорил о том, чтобы объективно и сбалансированно общаться и с теми, кто сторонники, и с теми, кто против войны. Когда он ездил по стране, он этими принципами и руководствовался.

– А он понимает, кто вообще за ним следил, потому что это могут быть как какие-то, условно говоря, люди Пригожина, если это, например, северо-запад России, а может быть, это просто местные чиновники, а может, просто хулиганы, а может, спецслужбы?

– Я не могу комментировать, кто за ним следил, потому что я просто не знаю.

– Еще попрошу чуть больше рассказать про Эвана. Он человек, который писал на самые разные темы, и он очень хорошо понимал Россию и любил Россию.

– Да, можно, конечно, посмотреть на его предыдущие статьи. Он поднимал довольно широкий спектр тем, он писал на разные темы: он писал про ЧВК "Вагнер", писал про настроения в Москве во время войны в Украине, о том, что многие москвичи продолжают жить так, как более-менее раньше, писал про экономику России, про все эти вызовы для экономики России на фоне всех этих санкций со стороны Запада. Он поднимал очень много разных тем и, насколько я могу судить, очень объективно все эти темы освещал.

Он был очень посвящен тому, чтобы как раз объективно и сбалансированно писать о России – стране, которая была для него очень важна, с которой он тоже связан корнями. Его родители уехали из СССР до распада Советского Союза, и он воспитывался в русскоговорящей среде, он говорил по-русски, насколько я понимаю, с детства. И он приехал в Россию, потому что ему было очень важно лучше понять эту страну. Писать и о плохом, и о хорошем, что в ней происходит, как профессиональный журналист, который очень много думал о том, как можно справедливо и профессионально делать свою работу.

– Насколько безопасно сейчас работать иностранному журналисту в России, если ты именно независимый репортер, а не пропагандист, который устроился в какие-то государственные российские издания?

– Мы понимаем, особенно после случая с Эваном, что сейчас это становится очень опасным. Российская сторона, я думаю, не хочет, чтобы какие-то темы поднимались. И Эван как раз писал о тех темах, которые для западных читателей довольно важны. Он не боялся каких-то тем, которые он считал, которые наши старшие редакторы WSJ считают важными для наших читателей, чтобы они понимали полную картину того, что происходит в стране. Но вы тоже прекрасно знаете, что многих журналистов арестовывали в последнее время. Просто долго было такое ощущение, что как западный журналист, аккредитованный при МИДе, ты не настолько уязвим, как многие российские журналисты, потому что (было такое мнение) российские власти не так сильно боятся тех статей или сюжетов, которые выпускают западные журналисты на другом языке. С арестом Эвана этот период подошел к концу.

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Есть телевизор, холодильник, камеру гражданин может проветривать". Журналист WSJ Эван Гершкович пять суток в "Лефортове" – что известно

– Ты говоришь о том, что это сигнал не только американским журналистам или журналистам, аккредитованным при американских медиа, а именно вообще всем англоговорящим журналистам?

– Я думаю, это сигнал всем журналистам, не только англоговорящим, а всем западным журналистам или журналистам в целом, которые работают в России. Многие сейчас призывают всех журналистов покинуть страну. Это, конечно, решение каждого журналиста, каждого издания, но я думаю, что, безусловно, арест Эвана за поступки, с которыми он вообще никак не связан, – это сигнал всем журналистам, сейчас работающим в России, что это небезопасная работа. Я думаю, все журналисты это уже знали до этого, но это посылает очень мощный сигнал. Я просто хочу еще раз подчеркнуть, что я с Эваном очень близко работал и я знал детали его работы. Мы часто обсуждали Россию как с ним, так и с его другими коллегами: он никак не занимался шпионажем, он делал свою честную профессиональную работу.

– Из-за задержания Эвана впервые за полгода госсекретарь США Энтони Блинкен позвонил министру иностранных дел России Сергею Лаврову. Как ты думаешь, это может помочь?

– Да, сейчас наша газета WSJ и вообще все, которые связаны с этим делом, друзья, коллеги Эвана – мы все делаем для того, чтобы привлечь внимание к этому делу, привлечь внимание к биографии Эвана, к тем моментам его жизни или работам, которые доказывают, что он честно выполнял свою работу и был арестован за свою работу в России. Так что, мы, конечно, поднимаем шум, мы пытаемся привлечь внимание и мы, конечно, на связи с Госдепартаментом, с политиками в Штатах, которые все пытаются нам помочь привлечь внимание и, может быть, тоже повлиять на российскую сторону, чтобы как-то ускорить его справедливое освобождение, которое должно произойти как можно скорее.

– А вы допускаете, что он просто заложник и его российская сторона хотела бы обменять на каких-то разведчиков, имен которых мы просто не знаем, но они попадали в разные дипломатические скандалы?

– Да, мы видим на примере с Бриттни Грайнер, что российская сторона арестует людей для последующего обмена на россиян, которые сидят в тюрьмах других стран. Мы полностью допускаем, что с Эваном может быть такой же случай. Если это какие-то геополитические игры, он не должен в них фигурировать, потому что он ни в чем не виноват.

– Лефортово – это такой отдельный совершенно следственный изолятор в России, и, конечно, связей с теми, кто туда попадает, довольно мало. Вы сейчас можете как-то стабильно общаться с Эваном, получать от него какие-то сообщения, вам понятно, что ему нужно, кроме, понятно, поддержки?

– Нет, мы стабильно с ним общаться, конечно, не можем. Мы получаем сведения от тех правозащитников, которые, по-моему, два дня назад говорили, что были у него в камере, говорили, что у него настроение, если можно считать в таких условиях, довольно хорошее, учитывая все обстоятельства его ареста. Вчера юристы, которые представляют WSJ и Эвана от компании, смогли его навестить в тюрьме и пообщаться с ним. Так что уже сейчас, на этой неделе, мы уже более-менее начали получать информацию о том, в каких условиях он там находится, но никакого визита представителя консульства, насколько я понимаю, пока не было. И конечно, мы добиваемся того, чтобы этот визит тоже состоялся.

– Насколько вообще его условия можно назвать нормальными, и не пыточные ли они, потому что ты же понимаешь, как выглядят российские следственные изоляторы?

– Я не знаю точно, в каких условиях он там находится, поэтому я не буду комментировать или делать какие-то сравнения. Он не должен там находиться сейчас, он ни в чем не виновен. Он вообще не должен находиться в любой тюрьме.

Я думаю, люди просто должны понимать биографию Эвана, читать все статьи, которые мы выпускаем на эту тему, которые можно бесплатно читать на нашем сайте, и, по-моему, некоторые из них перевели на русский язык. Нужно понимать биографию этого человека, который действительно любил Россию, он очень хотел работать в России, и ему было очень важно то, чтобы люди понимали, что происходит в этой стране, особенно сейчас, когда независимых журналистов в России очень мало осталось, нужно понимать эту страну со всех сторон. Я думаю, это самое главное, что люди должны понимать, чтобы интересоваться его биографией и прийти к своим выводам относительно того, что Россия говорит в его адрес, обвинений.