Более четверти россиян (26%) считают, что президент России, избранный весной 2024 года, в первую очередь должен остановить полномасштабную войну против Украины и установить мир. Это следует из опроса независимого от Кремля социологического центра Russian Field. При этом лишь каждый десятый опрошенный называл в качестве первоочередной задачи нового президента повышение уровня жизни, а еще 8% говорили о политических и кадровых изменениях. Эти данные резко контрастируют с данными государственного ВЦИОМ и других социологических центров, которые заявляют о масштабной поддержке войны россиянами и о том, что жители страны якобы готовы к тому, что она продлится достаточно долго. Например, по данным "Левада-Центра", число сторонников мирных переговоров по поводу войны в России не растет – этот показатель остается в районе 50%.
Также социологи Russian Field задали респондентам вопрос, остановили бы они решение о начале вторжения в Украину в прошлом, если бы у них была такая возможность. Положительно на этот вопрос отвечают 37% опрошенных – Russian Field отмечает, что это самый высокий показатель с начала полномасштабной войны России против Украины.
Какие социологи пытаются выяснить реальные настроения россиян в условиях войны и самоцензуры и почему получают на заданные вопросы принципиально разные ответы? Об этом в эфире Настоящего Времени рассказывает Дмитрий Дубровский, социолог, сотрудник факультета социальных наук Карлова университета в Праге.
– По данным "Левады", поддержка войны парадоксальным образом уживается в сознании россиян с осознанием цены, которую страна платит за эту войну. Как бы вы могли это объяснить?
– Я бы просто не сравнивал эти вопросы. Потому что точно мы понимаем, когда мы задаем вопросы разным людям, а потом пытаемся обобщить это в одном месте, у нас получается такая противоречивая картина. Но она и должна быть противоречивой. Люди очень разные, и в голове у каждого конкретно, и тем более у разных групп людей, может уживаться очень разная логика.
Но я бы сказал, что у меня в данном случае больше доверия к тому, как задает вопросы Russian Field, чем "Левада-Центр", потому что сам вопрос о прямой поддержке "СВО" (так в России называют полномасштабную войну России против Украины) внутри Российской Федерации чрезвычайно нагруженный.
В таком случае люди фактически внутри Российской Федерации, где установлена военная цензура, отвечают на вопрос "Вы против войны или за?" И ответ на такой вопрос трудно оценивать иначе как желание людей примкнуть к большинству и понимание ими того, что любой их ответ, еще непонятно как заданный, по телефону, может для них плохо кончиться.
А вот когда действительно Russian Field задает вопрос "Должен ли новоизбранный президент прекратить войну?", это другой вопрос. Это вопрос, который уже не предполагает, что вы встаете в прямую оппозицию к нынешнему режиму, и это такое гипотетическое рассуждение. Кроме того, эти приведенные вами 22%+15%, там 22% точно остановили бы войну, если б могли, а 15% – скорее. То есть здесь 37% получается немножко условно.
Вообще, конечно, если смотреть на эту так называемую всенародную поддержку, она очень сложно устроена. И я бы сказал, что нет никаких 77-80% "за" или 20% "против". Это спектр. И в этом спектре отмечается довольно внятное заметное количество противников войны. Их действительно не так много, но их количество и не меняется, их примерно 20% на самом деле есть.
А дальше начинаются интересные сложности. Потому что те, кто точно совсем за войну, как их называют, "турбопатриоты", их тоже не так много, их тоже примерно 15-20%. А вот все, что посередине, кого мы считаем сторонниками войны, это такие люди, которые стараются примыкать к большинству. К тому, что диктует власть, к тому, что диктует, собственно говоря, государственная пропаганда и что, с их точки зрения, является сейчас максимально безопасным.
– В этом опросе Russian Field есть еще одна интересная цифра. 26% считают, что будущий президент должен остановить войну. Но, например, в том же опросе Бориса Надеждина как кандидата, представляющего их интересы, называют только 2,5% опрошенных. А 51% говорят, что они в общем за Путина. То есть получается, что те, кто считает, что нужно остановить войну, они этого хотят именно от Путина?
– Вообще да, конечно. И больше того, я бы обратил внимание, что и опрос-то этот сам был посвящен не столько войне, сколько выборам. И люди, которые отвечают на этот вопрос, как раз двигались по этим вопросам от вопросов, связанных с выборами, кого поддерживать и какую партию, какого кандидата, а вот уже в конце высказать, что вы ожидаете. При этом там же, в этом опросе, собственно говоря, перечислены темы, которые с этой точки зрения должны заботить кандидата.
Так вот там 27% – социальные вопросы, а "СВО" – 12%. То есть, оказывается, что для большинства людей решение проблем "СВО" не принципиально, они их не считают кардинально важными. Они, скорее всего, видят какие-то ухудшения социально-экономических условий, которые связаны с ним. Но тем не менее обозначают это как социально-экономические вопросы.
Когда их спрашивают про "СВО", то 12% считают, что будущий президент или кандидат должен отдавать приоритет в своей политике решению этого вопроса "СВО".
Поэтому мне кажется, что здесь не настолько с точки зрения россиян, как бы странно это ни звучало, война вообще заметна. То есть 12% показывают, что, несмотря на то, что люди готовы отвечать и они в принципе имеют какое-то мнение по поводу войны, но сильно подозреваю, что это мнение очень перекорежено государственной пропагандой и прямым страхом или конформизмом, скорее просто конформизмом. Понятно, что лучше отвечать: "Ура, все хорошо, мы за Путина, мы за войну", потому что это максимально безопасно.
– Про методику вопросов вы упоминали. Russian Field отмечают, что у них доля успешных звонков – 14% от общего числа. 81 человек из ста сознательно отказываются общаться с социологами. Это стандартная цифра, или можно делать вывод, что люди действительно боятся говорить?
– Люди просто не доверяют этим опросам, они вообще боятся говорить. Мы знаем, что люди вообще по телефону чаще всего сейчас получают неприятности в виде телефонного мошенничества, например. И одновременно, конечно, они хорошо понимают, что сегодня неправильно сказанное слово может очень дорого стоить человеку в его реальной жизни.
И поэтому, конечно, уровень отказов довольно высокий, что, между прочим, показывает еще и специфичность такой выборки в целом. Потому что, конечно, когда мы делаем выводы на основании 14% из ста опрошенных, то это большой вопрос, кто именно нам отвечает и в какую сторону у нас перекошена выборка.
