Виктория Белопольская, программный директор "Артдокфеста", о русской витальности и картине Сергея Лозницы "День Победы" – документации то ли карнавала, то ли дня памяти у мемориала в Берлине.
Фильм полностью доступен на сайте до 12 мая 22:00 мск.
Сергей Лозница, возможно, единственный сегодня в мировом документальном кино, кто рискует иметь дело с большими общностями. Документалистика – такое уж искусство, что автору и зрителю со времен немого фильма об эскимосе "Нанука с Севера" оказывалось логично следовать за одним героем. Тут-то и уловишь токи чужой жизни, и примеришь на себя, и почувствуешь, что твой маленький мирок расширился на целый опыт. Но у Лозницы-документалиста совсем иные задачи. Его "День Победы" влился в своеобразную и необъявленную документальную тетралогию режиссера, в которую входят:
- "Майдан" – о происходившем на киевской площади Независимости,
- "Событие" – о трех днях путча 1991-го в Санкт-Петербурге
- и "Аустерлиц" о новейшем явлении в сфере досуга – холокост-туризме, посещении большими человеческими массами мемориалов, созданных на месте нацистских концлагерей.
Лозница старается создавать образ народа (или толпы), образ его состояния еще шире – образ движущейся Истории.
В "Дне Победы" она, кажется, пошла вспять. Песня Окуджавы, со всем скорбным окуджавским аскетизмом интонаций звучащая в начале и в конце, вполне плакатно это подчеркивает. Русские и русские немцы, украинцы и евреи, белорусы и кавказцы, богомольные женщины и заводные молодки, удалые казаки и неудержимые джигиты, "ночные волки" и "левые радикалы", стекшиеся в берлинский Трептов-парк 9 мая, радикально отвергают скорбь и трагический стоицизм давней трагедии.
Перед нами причудливо-комический пример "коммеморативной практики" – коллективного и публичного переживания исторической памяти. Мы должны бесстрашно посмотреть в глаза карнавальному отказу от понимания сути произошедшего. Мы должны понять, что для этих людей нет десятков миллионов, убитых той войной. И это они бестрепетно "клянутся днем вчерашним" – всуе и впустую, с пропагандистских экранов и мавзолейных трибун или вот так – приодевшись в новенькую полевую форму и украсив усатым портретом Сталина мини-тачанку, в которую запряжены два крошки-фокстерьера.
Проще всего решить, что "День Победы" – это портрет России, аннексированной Крымом. Коллективный портрет, действительно по Окуджаве, "шальных детей войны" и их дурацких "можем повторить".
Но дело в том, что Лозница тут, ставя Окуджаву эпиграфом и эпилогом, учитывает не только "С войной покончили мы счеты. Бери шинель, пошли домой", но и то, что "мы все войны шальные дети". Все: и командир на трибуне с его одержимостью ракетами и парадами, и рядовой – тот, кто по каким-то эмоциональным причинам хочет сохранить память о той войне. Даже в форме этого полуязыческого обряда, которую она обретает в России и, как видим, за ее пределами в поп-девятое-мая.
До Лозницы в нашем кино попытку трансляции состояния и смысла толпы предпринял Александр Сокуров в своей уже классической "Жертве вечерней" – документации майской демонстрации без официоза и пламенных речей, но с усталыми и праздно шатающимися "трудящимися".
Я бы даже сказала, что "День Победы" – обнуляющий сиквел к ней. Продолжение, отрицающее начало. У Сокурова подгулявшая, нахальная, самоуверенная и равнодушная толпа текла сквозь салюты. У нее не было чувств, она бездушно исполняла ритуал. У Лозницы ритуал ожил, наполнился чувством и волей. Во взгляде камеры "Дня Победы" ощущается сочувствие к рядовым обрядам. И не чувствуется сарказма – ни в сценке, когда казачий баритон, под гармошку выводящий "Едут-едут по Берлину наши казаки", сдает позиции нахрапистой лезгинке одинокого танцора; ни когда "ночные волки" под своими вполне нацистски стилизованными флагами поведают об открытом нашей властью "световоде"; ни когда средних лет дамочки, сверившись со сборником "Песни Великой Отечественной", затевают заливистое караоке. И даже гордая статика скульптурной композиции Вучетича там же, в Трептов-парке, вокруг которой течет-суетится-пляшет-витийствует стихия праздника, эту стихию не подвергает сомнению. Потому что любой официоз захлестнет и перемелет стихия народного чувства.
"День Победы" при всей его едкости посвящен именно этой народной стихии. Стихийной воле к коллективному переживанию, порывистости жеста, русской жовиальности. Тут противное и, в общем, преступное "можем повторить" уже читается иначе: мы выжили и сможем это повторить. Потому что у нас "молдаванка" превращается в лезгинку, у нас пьяноватый кавказец увлекает в танце паву в белом, у нас три пенсионерки – уже хор, у нас даже в Берлине будет русская жизнь со всей ее аляповатостью, чрезмерностью и кадрильностью.
Мне кажется, холодноватый, обычно рассудительный и саркастичный Лозница ошарашен этой нашей витальной силой. И хотел бы, может, ее осудить, да не может. В ней воля к жизни. Хоть и упрямый официоз во главе с Владимиром Путиным и навязывает нам волю к смерти, обещая, правда, "место в раю", он, понятно же, не преуспеет. Не переломит.
КОММЕНТАРИИ