Против России могут возбудить еще одно дело за военные преступления – за судебные процессы над военнопленными. Фигурантами этого дела могут стать судьи российских судов, заявил международный адвокат Сергей Голубок. В частности, военнопленных можно судить только за военные преступления, такие как, например, убийства мирных жителей или удары по гражданской инфраструктуре. Однако международное право запрещает судить военных за то, что они участвовали в боевых действиях, защищая свою страну. Значит, такие суды уже сами могут являться военным преступлением.
Сейчас в России или на оккупированных Россией украинских территориях идут сразу несколько процессов против украинских военнопленных. 22 сентября так называемый "военный суд ДНР" приговорил украинского пограничника Дениса Гангалу к пожизненному сроку за убийство трех мирных жителей.
В июне в Ростове-на-Дону начался процесс над 22 защитниками "Азовстали". Большинство из них были взяты в плен после оккупации российскими войсками Мариуполя. Среди подсудимых – восемь женщин, работавших поварами на "Азовстали" во время дислокации бригады на комбинате. Российское государство обвиняет их по статьям о террористической деятельности и участии в деятельности террористической организации.
О судах над украинскими военнопленными и о том, почему они незаконны с точки зрения международного права, в эфире Настоящего Времени рассказал международный адвокат Сергей Голубок.
– Почему суды над украинскими военными в России незаконны?
– Дело в том, что военнопленных судить можно только за военные преступления по международному праву. Российскими судами же в основном судят за участие в незаконных вооруженных формированиях и за иные преступления, которые основаны на тезисе о том, что полк "Азов" или другие вооруженные подразделения Украины – это по российскому праву какие-то незаконные подразделения. Это часть противоборствующей стороны вооруженного конфликта Вооруженных сил Украины.
И вот эта попытка криминализации по российскому праву участия в вооруженном конфликте, что с точки зрения международного гуманитарного права совершенно правомерно, сама по себе является военным преступлением, так как предполагает непредусмотренное международным правом обращение с военнопленными, находящимися под контролем России.
– То есть это все сводится к тому, что Россия происходящее не называет войной, а называет "специальной военной операцией", а потому в России решили не следовать Женевским конвенциям?
– Это во-первых. Во-вторых, здесь, конечно, важный момент – Россия считает территории не оккупированными, а своими. Полагает, что на этой территории могут действовать российские суды. Это тоже важный момент. Потому что с точки зрения международного гуманитарного права оккупированные территории все равно остаются частью того государства, которому эти территории принадлежат. И там должно действовать право того государства.
А Россия считает, что это не украинская территория, а российская. Соответственно, должно действовать российское право и российские суды должны осуществлять деятельность.
– Вы сказали, что можно судить военных людей за военные преступления. На прошлой неделе так называемый "военный суд ДНР" приговорил украинского пограничника Дениса Гангалу к пожизненному сроку за убийство трех мирных жителей. Мы не знаем качество этого суда, но вроде бы его судят именно за убийство мирных жителей. Такой суд разрешен Женевской конвенцией?
– Здесь возникает другой вопрос – не только обвинения, но и того, как судят. Соблюдается ли право на защиту, каким образом вообще проверяется правомерность этого суда, на каком основании он функционирует, есть ли состязательность сторон и так далее. Даже если судят за военные преступления, также важно то, как судят. И это большой вопрос, можно ли говорить о соблюдении, например, презумпции невиновности в этом случае.
– Если говорить про так называемый "военный суд ДНР", у такого суда может быть какое-то место в международном праве?
– Нет, конечно. В силу того, что "ДНР" с точки зрения международного права – это оккупированная территория. И на ней никаких российских судов быть не может. А Россия считает, что это ее территория. В конце концов это упирается в нестыковку российского права с международным правом в целом. Фактически есть две разные реальности, которые отталкиваются от совершенно разных посылов: международное право – из того, что это оккупированные Россией территории, а российское право – из того, что это российские территории.
– Что вообще может ждать таких судей, которые судят "азовцев" в Ростове? Их могут когда-то привлечь к ответственности за это?
– Здесь очень многое зависит от деятельности офиса прокурора Международного уголовного суда. У Международного уголовного суда есть юрисдикция, есть возможные составы преступлений, о которых мы в том числе говорили. Но пока мы не знаем ни о каких действиях офиса прокурора Международного уголовного суда, кроме как о получении ордеров на арест двух граждан Российской Федерации: Львовой-Беловой и Путина. Пока со стороны прокурора нет интереса, о котором нам стало бы известно, к деятельности, например, судей так называемых "Донецкой и Луганской Народных Республик".
Хотя, на мой взгляд, это важный и принципиальный интересный сюжет, потому что военные преступления совершают не только военнослужащие. Военные преступления могут совершать чиновники среднего звена оккупационной администрации. Это принципиально важно для того, чтобы в дальнейшем участники оккупационных администраций, коллаборанты понимали, что они делают. Чтобы на соответствующие решения была правовая реакция.
– Эти судьи, которые выносят приговоры на оккупированных Россией территориях или на территории самой России в отношении украинских военных, все же учились, наверное, на юрфаках, все проходили курсы международного права. Как вы думаете, они понимают, что они тоже совершают военное преступление, или их это не интересует?
– Я думаю, что они выполняют поставленную перед ними задачу и не очень сильно отличаются от каких-нибудь полицейских или сотрудников ФСИН, которым нужно копать отсюда и до обеда. А то, что кто-то из них где-то когда-то учился, все это давно забыто и к делу не имеет отношения. Это винтики. Но от этого они не перестают быть ответственными за преступления.
– И наказание может настигать людей даже через десятилетия?
– Я думаю, что здесь есть большой зазор между реально совершенными преступлениями и привлеченными к ответственности лицами. Далеко не все, конечно же, будут привлечены к ответственности. Так всегда происходило во все войны. Но в том, что совершаемые сейчас в Украине преступления станут предметом рассмотрения международного правосудия на десятилетия вперед, я совершенно не сомневаюсь.
