Новый фильм Дэвида Кроненберга "Преступления будущего" стал главным разочарованием фестиваля. К сожалению, все фантазии патриарха боди-хоррора о грядущем катастрофически устарели. В 1970 году Кроненберг уже выпустил фильм с аналогичным названием, но версия 2022 года мало имеет общего с той классической картиной об ужасах пластической хирургии и не является ее ремейком.
События встречают нас на Пелопоннесе, который выглядит как одна сплошная ярмарка отходов, в том числе и человеческих. Герои Вигго Мортенсена и Леа Сейду – художники, сделавшие себе имя на хирургических перформансах. Оказывается, в постпостсовременности операции, по степени инвазивности напоминающие аутопсию, объявлены разновидностью секса. Зрители собираются в некоем подобии клубов по интересам, вроде свингерских, чтобы посмотреть, как на футуристичной мебели, созданной то ли Гауди, то ли Гигером, Сейду вскрывает нутро Мортенсена, каждый раз демонстрируя публике новые, доселе неизвестные науке органы.
В будущем человечество мутирует, и то, что мы называли раком сегодня, завтра станет чуть ли не эпифанией. Медитативный макабр у Кроненберга идет рука об руку с наивным совершенно китчем – работа художника-постановщика оставляет желать лучшего, важнее, однако, другое. В "Преступлениях будущего" отсутствует внятный образ того, что нам всем предстоит. Ну если не считать банальные соображения об экологическом кризисе, в результате которого люди стали способны питаться чистым пластиком. Кроненберг опять торгует телом как основополагающей идеей бытия, однако любопытная мысль о физической боли, позволявшей в прошлом человеку оставаться человеком, брошена на полпути ради примитивных спецэффектов, рассчитанных на тех, кто никогда не посещал Кунсткамеру.
Первый фильм, который по-настоящему тронул в Каннах, снял наш старый знакомый Пак Чхан Ук, автор "Олдбоя" и "Служанки", невероятно популярных в относительно "прекрасной" России прошлого. Новая картина по своему посылу тоже резонирует с духом времени на родине, для кого-то превратившейся в злую мачеху. Картина "Решение уйти" поэтизирует разрыв с прежней жизнью или с жизнью вообще.
Это всамделишный нуар, а не искусная стилизация, как частенько случалось после смерти Хичкока. Классический сюжет про одержимость другим – конечно, роковой женщиной.
Хэ Чжун – детектив, страдающий от недостатка убийств в Пусане. Жена запретила ему курить, большой город – спать. По ночам он любит готовить еду и рассматривать фотографии с места нераскрытых преступлений. Со Рэ – подозреваемая, внучка корейского патриота, беженка из Китая, вышедшая по нужде замуж за миграционного чиновника, который ее бьет. По ночам она смотрит слезливые костюмные драмы, ужинает мороженым, стряхивает пепел на ковер, разговаривает с котами. Хэ Чжун и Со Рэ, еще до того, как их столкнула судьба, уже всматривались в пустоту за окном, словно в свое отражение. Загадочная гибель мужа Со Рэ "темное зеркало" превратила в семейный портрет, пусть и в несуществующем интерьере.
Современному человеку, как мы знаем по "Пылающему", "Паразитам" или "Веди мою машину", не то что некуда пойти или некому позвонить, ему хочется перестать быть собой, присвоить чужую идентичность или просто раствориться в тумане. Пак Чхан Ук рассказывает – будто с листа читает неопубликованные роман Камю. Вторжение в рутину постороннего превращает в потустороннее даже настолько конкретную вещь, как смартфон.
Любовь, похожая на сон, особенно если ты годами мучился бессонницей, идеальный способ оказаться там, за туманами – города Ипо, замершего на берегу океана, перед спокойной мощью которого бессильна любая геолокация. Последнее местоположение, отправленное Со Рэ Хэ Чжуну, – точка на песке, поставленная, вернее исчезнувшая, в долгой истории несчастливой любви.
С "Решением расстаться" перекликается внеконкурсный "Три тысячи лет желаний" Джорджа Миллера, неожиданно экранизировавшего философскую и вместе с тем вполне лирическую новеллу Антонии Байетт, автора широко известного романа "Обладать".
Алитея Бинни (Тильда Суинтон), чопорная незамужняя британка, прилетает в Стамбул на международную конференцию нарратологов. Она обожает вымышленные истории, мифы и верит в эти предания старины глубокой пуще древних греков, ведь в реальной жизни ни правды, ни смысла нет. В легендарном отеле "Пера", где частенько выпивал Хемингуэй, а Агата Кристи написала "Восточный экспресс", Алитея случайно освобождает из бутылки, купленной в сувенирной лавке, настоящего джинна (Идрис Эльба).
Тот, просидевший в стеклянном заточении три тысячи лет, требует от спасительницы немедленно объявить ему три желания, таков сказочный канон – от Шахерезады до советского писателя Лагина. Алитея, однако, личность самодостаточная, единственное, что душе ее угодно, – выслушать джинна биографию. Миллер виртуозно воплощает на экране повесть временных лет, состоящую, как и полагается на Востоке, сплошь из секса и страха, жестокости и эротики. Рисуемые джинном картины тают в сознании Алитеи, словно турецкие сладости у гурмана во рту. И джиннам ничто человеческое не чуждо, особенно любовь. Естественно, неразделенная. Даже между смертными существами полное слияние невозможно, человека от человека всегда будут отделять три тысячи лет, мало кому доводится провести "миг между прошлым и будущим" в объятьях своей второй половины.
Завсегдатаи Канн братья Дарденн, дважды уже удостоившиеся "Золотой пальмовой ветви", тоже толкуют о любви. Впрочем, это любовь к ближнему. Творчество Дарденнов – вечное возвращение к гуманизму, дело жизни, крестовый поход за эмпатией. "Тори и Локита", как и "Маленький Ахмед" или "Неизвестная", повествует о злоключениях нелегальных мигрантов из Африки на бездушных просторах бельгийской столицы, Мекки лицемерной еврократии.
Дарденны точными касаниями струн нашей души выводят на экране щемящую мелодию. Это звучит ласковое безразличие мира, почему-то до сих пор поделенного на зоны. Из третьего круга ада в первый пускают только по выправленным чиновниками документам.
Локита и Тори пытаются убедить администрацию в том, что они брат и сестра, сбежавшие из Бенина, хотя на самом деле их не связывают родственные узы. Одиночество и несчастье сближают. У Локиты и Тори нет никого, кроме друг друга, на целом свете. А потому свет этот все время погружен во тьму. Путь наверх пролегает для них через множество испытаний, каждое следующее тяжелее и несправедливее предыдущего, но любовь победит смерть – если зачем-то сегодня еще и нужно кино, то только чтобы вселять в нас надежду.
Мнение обозревателя Настоящего Времени может не совпадать с мнением редакции
