"Зона интересов" (англ. The Zone of interest) – вольная интерпретация одноименного романа Мартина Эмиса. Действие разворачивается во время Второй мировой войны в окрестностях концлагеря Освенцим. Комендант лагеря Рудольф Хесс (Кристиан Фридель) и его жена Гедвига (Сандра Хюллер) ведут безбедную жизнь в двухэтажном доме и немаленьком саду с теплицей. Но примыкает этот рай прямо к стене лагеря.

Джонатан Глейзер ("Побудь в моей шкуре") отчасти воплотил давнюю идею Жана-Люка Годара о том, чтобы снять фильм про концлагерь с точки зрения палача с его повседневными хлопотами. То, что происходит за стеной, не попадает на экран; но Глейзер предоставляет нам самим домыслить весь ужас, создавая многоплановую звуковую атмосферу. Крики, выстрелы, лязг вагонов, гудение печей – все это складывается в чудовищную какофонию, на которую обитатели поместья не обращают ни малейшего внимания.

На Каннском кинофестивале фильм получил Гран-при и приз ФИПРЕССИ.

В рамках промокампании картины состоялась онлайн-пресс-конференция Джонатана Глейзера. Свои вопросы режиссеру также задал корреспондент Настоящего Времени.

– Хотелось бы начать с книги Мартина Эмиса. Вы искали историю и нашли книгу? Или, прочитав книгу, вы поняли, что хотите ее экранизировать?

– Мой интерес к точке зрения преступника возник еще до знакомства с романом Эмиса. Но роман дал мне некое разрешение взяться за этот проект. По понятным причинам это крайне неудобное поле для художественного самовыражения. Но в этом есть что-то очень смелое. Я не собирался адаптировать книгу в точности. Эмис основывал своего вымышленного коменданта концлагеря на реальном коменданте Освенцима Рудольфе Хессе. По мере того, как я узнавал больше о прототипе, его семье и его частном мире, я все больше склонялся к истории Хессе, а не к беллетризованной версии.

– Можно ли сказать, что "Зона интересов" – это больше о сегодняшнем дне, чем о Европе времен нацизма?

– Именно по этой причине мы его и сняли. Действие фильма происходит в 1943 году, но идея в следующем: "Как рассказать об этом в настоящем времени?" Я хотел сделать фильм, который говорит о чем-то первобытном, о человеческой способности к насилию, которая у нас есть как у вида? Эти преступники были обычными людьми, которые шаг за шагом становились убийцами, причем настолько отрешенными от своих преступлений, что даже не воспринимали их как что-то плохое. Так что для проекта было очень важно, чтобы всеми способами показать, что подобное происходит и сейчас, в ХХІ веке.

– Как вы работали с актерами, чтобы донести свою идеи об этой отрешенности?

– Если говорить об основном немецком актерском составе, Сандре Хюллер и Кристиане Фриделе, то Сандра, в частности, не хотела участвовать в проекте. Мне кажется потому, что их уже много раз просили изображать нацистов. И оба они испытывали настоящую – вполне обоснованную – антипатию к таким фильмам. Когда кто-то просто надевает форму СС, это похоже на косплей. Но после того, как я объяснил им свой замысел, они поняли, что здесь нет никакой фетишизации. Общие сомнения, думаю, нас объединили.

Мы были и в киностудии за тысячу миль от места событий, и в 50 метрах от стен Освенцима. В такой близости, несомненно, есть сила и концентрация. И я убежден, что эта атмосфера присутствует в каждом кадре.

– Как сценарист когда вы решаете, что пришло время отклониться от оригинального материала?

– Я перечитывал роман Эмиса три или четыре раза. После первого прочтения я отложил его и пытался впитать чувства, которые он оставил во мне, и начал исследовать их. Исходный материал в значительной степени является для меня искрой, ядром. А потом ты начинаешь создавать своего рода орбитальные идеи и образы из исследований, которые ведешь. Я четко помню, что начал писать в Польше в исследовательской поездке. Открыл ноутбук и начал писать. Я не думал: "Сейчас начну писать" или что-то еще. Я буквально чувствовал, что все находится в моих пальцах.

– Звуковое оформление фильма – тонкий и в то же время очень важный фактор в повествовании. Можете ли вы описать свой подход к нему?

– У меня не было ни малейшего желания воссоздавать ужасы лагеря с помощью статистов и актеров. Поэтому я использовал природу звука – благодаря ему без переигрывания мы можем увидеть эти картины в своем воображении. Звуковое оформление должно было представлять Ад – все виды ужасов, которые можно услышать, находясь в саду с концлагерем за стеной. Все это было очень тщательно проработано моим звукорежиссером Джонни Бирном. Опять же, после огромного количества исследований со свидетельствами очевидцев. Множество рисунков, нарисованных либо пленными, либо теми, кто выжил, стали для нас надежным доказательным материалом.

Потом мы стали думать: как нам это сделать? И мы повторили процесс, проведенный для "Побудь в моей шкуре". Начали собирать огромное количество полевых записей. У Джонни была команда звукорежиссеров, которые отправлялись на ночные улицы – часто в Германии, ходили в поисках чего-то интересного. Это могли быть люди, попавшие в беду, чьи-то крики, попытки вызвать такси в три часа ночи. Все, что вы слышите, реально. Мы работаем со звуком так же, как с фотографиями. Это не пошлость, это строгий и тщательный монтаж.

– В разных формах этнические чистки и диктатуры повторяются вновь и вновь. Что должно произойти, чтобы такие вещи больше не повторялись?

– Я думаю, это человеческий фактор. Мы должны развиваться. Легче сказать, чем сделать, но мы должны эволюционировать, отходить от нашей способности к насилию. Я отказываюсь верить, что мы не можем от этого избавиться. Здесь нет, знаете, преступника или жертвы. Этот фильм о том, что каждый из нас может стать преступником. Все зависит от того, кого мы выбираем любить, кому мы выбираем сопереживать, а кому – нет. Это очень сложный набор обстоятельств.

– Немецкий философ Гюнтер Андерс сказал, что Холокост не закончился после Второй мировой войны, а продолжается в других формах. Это то, что вы хотели сказать "Зоной интересов"?

– Без сомнения. В фильме есть как надежда, так и предупреждение. Это попытка взглянуть на палачей как на наших соседей, не более загадочных или необычных, чем мы. Мистер и миссис Икс из номера 26. Это о нашей способности к насилию, о нашем безразличии, нашем соучастии, нашем отстранении от ужасов мира, чтобы защитить собственное душевное состояние, безопасность и богатство. И о том, от чего мы отворачиваемся, чтобы позволить себе эту роскошь. Я думаю также, что мы склонны смотреть на себя как на жертв, а на других – как на преступников. Но это абсолютно бессмысленно.