Руслан Меллин – врач в отделении челюстно-лицевой хирургии Кузбасской клинической больницы в Кемерове. На ее базе в период пандемии коронавируса организовали госпиталь для приема больных с COVID-19. Руслан работает в "красной зоне" – непосредственно с зараженными, длинными сменами по 17 дней, в течение которых врачи живут в больнице и не выходят на улицу. После окончания смены всех сотрудников смены отправляют на обязательную двухнедельную самоизоляцию в загородный санаторий – чтобы выявить тех, кто все-таки заразился.
Из-за особенностей работы Руслан почти целый месяц не видит свою семью, но компенсирует тяжелую работу и недостаток общения творчеством: если у него выдается свободная минутка – он рисует своих коллег и пациентов. По словам Меллина, так ему легче пережить происходящее, рассказал врач в интервью Сибирь.Реалиям. Сейчас у него накопилось уже более 20 рисунков из отделения.
– Руслан, вы сейчас работаете в "красной зоне". Когда и как успеваете рисовать?
– Мы работаем по шесть часов, потом у нас перерыв 12 часов. В это время и рисую. На один рисунок уходит час-два.
Я долго скрывал, не хотел, чтобы знали. Поэтому рисовал на подоконнике, когда коллег рядом не было. Если бы они узнали, то, наверное, начали бы корректировать или просить сделать постановочные портреты. А я хотел запечатлеть именно действие, как происходит все на самом деле. Но потом они все равно узнали и захотели посмотреть. Были такие моменты, когда подходили и говорили: "Ой, это что, я? Я себя сразу узнал". У нас только уролог не узнал себя и отказывается узнавать, хотя коллеги говорят, что похож.
– То есть специально вам никто не позирует?
– Нет. Это несколько секунд, которые успеваю запечатлеть в памяти. Мои картины – это не фотографии. Поэтому иногда приходится додумывать.
– А пациенты, их родственники не против, что врач их рисует?
– Я для себя решил, что буду рисовать исключительно пожилых пациентов. К нам много привозят из домов ветеранов. И мне так стало жалко этих бабушек, о здоровье которых никто не спрашивает, что решил хоть так их увековечить, компенсировать недостаток внимания к ним. Некоторые, к сожалению, не выжили.
– Работать в "красной зоне" тяжело и физически, и морально. Как удается в такой атмосфере писать картины?
– Именно поэтому я и рисую. Для меня это способ отвлечься, отдохнуть, психологически разгрузиться. Я и раньше после суток дома рисовал. Правда, маслом. А здесь приходится чернилами. У меня такой опыт впервые.
– Когда вы впервые услышали про СOVID-19 и поняли, насколько это опасно?
– Когда услышал первый раз – не помню. Но в начале апреля нас уже начали инструктировать, собирали не только руководителей, но и рядовых врачей. Мы ходили по два раза в день на лекции, где рассказывали в том числе, насколько это опасно и что это не шутки. Мне есть с чем сравнивать, я работал в Минусинске, в Новокузнецке, но нигде так экстренно не реагировали, как в областной больнице.
А в июне меня как консультанта позвали в "красную зону", и там я встретил своего первого ковид-пациента. Через четыре дня после нашего знакомства она умерла, и тогда я уже осознал, что это не фейк.
– Какие эмоции тогда испытывали?
– Переживал. Думал, как бы меня не посадили на самоизоляцию. Потому что всех, кто контактировал, руководство изолировало, чтобы врачи не были источником распространения.
– А страха заразиться не было?
– Мы все должны переболеть. Только тогда выработается стойкий иммунитет. Нас так учили. Я не боялся, что заражусь: у молодых, как правило, легче протекает. Это пожилые тяжелее переживают из-за сопутствующих заболеваний.
– А как так получилось, что сейчас вы отправились на 17 дней в "красную зону"? По собственному желанию или как?
– У нас есть график, согласно которому все врачи должны отработать в "красной зоне". Никто из коллег не отказывался.
– Ни один? Я знаю человека, который уволился из-за того, что его вынуждали поехать в другой город на работу в "красную зону", а потом еще две недели провести на самоизоляции.
– Я тоже слышал от коллег из других городов, что врачи и медсестры не хотят выходить. Некоторым говорили: вы и так хорошо получаете, поэтому покупайте СИЗы (средства защиты) за свой счет.
Но у нас все не так. Мы ничего не покупаем, нас кормят так, как в детских лагерях, два раза в день фрукты дают. Мы не ходим в памперсах, как некоторые рассказывают. Если приспичит – можем выйти. Но обязательное условие, что при выходе мы снимаем всю одежду, обязательно моемся и полощем рот. А потом придется снова одеваться. Это не только комбинезон и маска. Это все еще надо проклеить: места стыков бахил и комбинезона, очков и капюшона и т. д. А это все – время. Может занять до 20 минут. Поэтому крайне редко кто выходит.
Да и, честно говоря, когда работаешь, не думаешь, что тебе нужно выйти. У нас была смена, когда привозили 50–60 человек. Мы выходили не через 6 часов, а через 7–8. Как ты оставишь пациентов?!
– Как ваша семья прореагировала, когда вы сказали, что фактически месяц не будете дома?
– Они уже привыкли, что у них папа – кочевник. Конечно, я скучаю по ним. Сын в этом году пошел в первый класс, а я не смог быть у него на линейке. Уже вечером они с женой приехали к больнице, и мы через окно пообщались.
– Какие чувства, эмоции у вас были во время последней смены в "красной зоне"?
– Честно, очень хотелось на свободу. Подышать воздухом, прогуляться с сыном, попить на улице кофе. Но боюсь, что завтра сам сюда попаду, хотя и соблюдал все меры предосторожности. У нас просто были случаи, что несколько коллег возвращались после работы в "красной зоне" в больницу в качестве пациентов. И если раньше среди пациентов были в основном пожилые, то теперь у нас абсолютно все: и пенсионеры, и спортсмены, и чиновники. Я не боюсь переболеть, а боюсь именно того, что нескоро увижу семью.
