Александр Душаков – артист балета Киевского театра оперы и балета для детей и юношества. В марте 2022 года он ушел на фронт добровольцем. Попал в 1-ю Президентскую бригаду оперативного назначения имени Петра Дорошенко Национальной гвардии Украины, где был разведчиком, воевал в так называемом Серебрянском лесу – это территория в Луганской области на левом берегу реки Северский Донец.

В интервью проекту Донбасс.Реалии Душаков рассказывает о трансформации человека на войне и методах выживания на линии соприкосновения.

"Я был артистом балета. Ну, как был – я в принципе формально им остаюсь, – говорит Душаков. – Занимаюсь этим с детства. Это наше семейное дело. Мои бабушка и дедушка танцевали. Мама тоже танцевала бы, но у нее было плохое зрение, а в то время еще не было контактных линз, поэтому она стала концертмейстером. Я тоже артист балета. Жена – балерина. И дочь уже тоже балерина", – рассказывает военный о своей работе перед тем, как Россия начала вторжение в Украину.

– Помните ли вы первый день войны, 24 февраля 2022 года?

– Конечно. Мы много путешествовали с постановками по всему миру и так получилось, что я в тот день был в Париже. Как раз начались очередные гастроли. Мы прилетели в столицу Франции 23 февраля. В гостинице я почти всю ночь не спал – волновался, потому что атмосфера в Украине в последние дни перед полномасштабной войной была напряженной, а вся моя семья была в Киеве. Помню их первые смс. Было очень страшно, потому что наблюдать за войной на расстоянии гораздо хуже. Родные тогда смогли уехать в Вильнюс, и мне стало намного легче.

– Как вы оказались в армии?

– В марте 2022-го я вернулся в Киев. Пошел в военкомат, там записали мои данные и сказали, что перезвонят. Но так и не перезвонили. Я не мог просто сидеть на месте – начал заниматься волонтерством, разбирать завалы после прилетов. Вскоре снова открылся театр, и я вернулся в профессию. Параллельно я вступил в ДФТГДобровольческое формирование территориальной общины. Там потихоньку начал знакомиться с военным делом, потому что до этого я никогда не служил и никогда до этого не брал в руки оружие. Весной 2023 года часть наших ребят ушла в армию, и я в том числе.

– Сразу попали в Нацгвардию?

– Да. Я просто пошел в воинскую часть, возле которой всю жизнь собирал грибы. У меня было несколько курсов обучения, а осенью наша бригада выехала на боевые задания. Это было Серебрянское лесничество. Там я провел девять месяцев.

– Что для вас было самым сложным?

– Первое время на войне. То есть период адаптации на фронте бойца, который никогда не воевал. Но я был рад, что это был именно лес, я имею в виду его природные условия. Я обожаю лес всю жизнь, с детства. Это моя любимая стихия. В те моменты, когда было тяжело психологически, когда казалось, что все – конец, именно лес меня поддерживал. У меня с ним были свои отношения. Я воспринимал его как субстанцию, как нечто живое. Лес мне подсказывал, когда идти, когда не идти, куда идти, куда не идти. И доказательство тому – то, что я до сих пор жив.

– Насколько быстро приходилось всему учиться? Ведь никакие тренинги не сравнятся с условиями реальных боевых действий.

– Во-первых, очень важны базовые навыки. Мне повезло, что я попал в часть, где учили на совесть, а не для галочки. Во-вторых, повезло, что я в принципе выжил в первую неделю, две, три. Плюс у меня порог страха очень низкий. Например, когда нас обстреливали, я даже не всегда реагировал – и это, кстати, плохо.

– Вы раньше знали об этом бесстрашии?

– Просто так оказалось. Плюс практика. Трудно сказать, можно ли ее в себе развить со временем, не знаю. Просто нужно хотя бы понимать, куда ты идешь. Когда я возвращался в Украину из Франции, мне все говорили: "Что ты делаешь?! Тебя же прямо с границы в армию заберут!". Но дело в том, что я был готов к этому психологически. В том числе был готов умереть. Как по мне – это важная вещь, которую нужно понимать. То есть, не то, чтобы мне вообще было все равно, ведь это война, но в самые опасные моменты у меня не включается паника. Чем острее будет ситуация, тем рациональнее и быстрее я приму решение. Срабатывает внутреннее, подсознание, а сознание не мешает.

Я считаю, что есть люди, которым из-за особенностей характера лучше не быть здесь [на фронте]. Потому, что они боятся и подвергают опасности не только себя, но и окружающих. Они в этом не виноваты. Это от природы.

– Насколько люди вообще меняются в условиях боевых действий? Происходит какая-то трансформация?

– Что я точно могу сказать, так это что люди становятся более открытыми. Потому что если человек начинает вести себя как какой-то жлоб, то он не сможет существовать в военном сообществе. Мне всегда было интересно общаться тет-а-тет, когда ты сидишь с человеком на позиции в боевом дежурстве. Я знаю, что я могу в любой момент погибнуть, и он это знает. И это такие душевные разговоры, как будто вы лучшие друзья, самые родные, и всю жизнь друг друга знаете. Я по жизни так устроен, что в любой ситуации стараюсь найти какой-то плюс. Это у меня получается неосознанно. И вот десятки этих историй, невыдуманных, невероятных – это просто вау. Думаю, психологам для практики не помешало бы побыть "на нуле". Многое они могли бы для себя прояснить.

– Потери побратимов на фронте. Можно ли к этому привыкнуть?

– Есть люди, которые воспринимают это очень близко, есть люди, которые раздражают, потому что им вообще все равно. Лично у меня в какой-то момент как будто переключился тумблер, и даже самому теперь неловко. Потому что нет сильной тоски. Конечно, это трагедия, что гибнут сильные – прекрасные люди. Но часть меня уже смирилась, что это война. А на войне убивают. И никто от этого не застрахован.

– Насколько тяжело будет тем, кто вернется с войны?

– Большинству будет трудно. Во-первых, из-за их убеждения, что это несправедливо, когда одни воевали, а многие нет. Я на это смотрю по-другому. И еще мне кажется, что сейчас все равно легче, чем, например, во время Второй мировой войны. Потому что сейчас есть интернет и не теряется связь с внешним миром. Потому что, если бы этого не было, то на передовой было бы очень тяжело.

– Насколько важной для вас является поддержка семьи? Как родные переживали и переживают то, что вы на войне?

– Сейчас они приезжают в Украину, но работают по контрактам за границей. Перед тем, как ехать на фронт, я поехал к ним в Вильнюс, чтобы, так сказать, попрощаться. И это было сложно. Во-первых, для меня это сложно морально, а во-вторых – я столкнулся с яростным сопротивлением. Они делали все, чтобы я не уезжал. И это для меня была маленькая война. Было тяжело. Они понимали мое желание защищать Украину, но... Их сопротивление закончилось, когда они поняли, что я уже все решил. Они знают, что на этапе, когда я еще колеблюсь, на меня можно надавить, но, когда уже что-то решил – зась. Сейчас уже прошло много времени. Мне кажется, уже все привыкли. И они, и я.

– Хотели бы вы вернуться в профессию, когда закончится война?

– Когда я уходил в армию, мы все жили надеждой, что война скоро закончится. Но чем больше проходит времени, тем больше я понимаю, что это уравнение со многими неизвестными. Да и возраст у меня уже такой, что в моей профессии можно уходить на пенсию. Мне сейчас трудно ответить на этот вопрос, потому что я не вижу финишной прямой. Хотелось бы, конечно. Я в балете с детства. Это у меня в крови. Но пройдет еще какое-то время – и в крови у меня будет уже армия.

– Я понимаю, что это тяжело, но удается ли во время службы на передовой поддерживать физическую форму?

– Во время боевых действий действительно сложно. А вот когда выходим на отдых, на ППДПункт постоянной дислокации, такая возможность есть. Я иногда даже в театр езжу – занимаюсь балетом.

– А в целом ваша физическая подготовка помогала вам на войне?

– Конечно. Координация, умение, когда нужно, включать нужное количество сил. И еще очень важный момент – как артист, я знаю силу адреналина. Потому что, когда выходишь на сцену в какой-то партии, когда ты сильно волнуешься, включается адреналин. Ты можешь получить какую-то травму, но почувствуешь ее только тогда, когда уйдешь за кулисы. Я знал, как пользоваться этим механизмом, и на войне это мне очень помогает. Были моменты, когда многие люди подумали бы, что это невозможно, а я знал, что, возможно, и это срабатывало.

– Если говорить о театре, у вас есть любимые спектакли, любимые партии?

– Есть, но их много, они разные. Это все равно, что ответить на вопрос: "Что ты больше любишь: картошку или котлеты?". Например, у нас в театре идет очень классный балет "Майская ночь" по Гоголю. Это монументальная большая постановка. Я там исполнял главную партию – Левка, и одновременно председателя сельсовета. Левко – это, конечно, премьерская партия. Она сложная – там много адажио и т. д. А роль сельского председателя – она, скорее, гротескная, но не менее тяжелая. Потому что там танцуешь в жупане, с сильным гримом.

– Музыка помогает вам держаться на фронте и не падать духом?

– Очень сильно. Для меня это настоящее лекарство, которое при этом нужно принимать дозированно. Например, когда нужно поднять боевой дух перед боем – я могу послушать те композиции, которые мне добавят отваги, и это работает. И наоборот – если нужно расслабиться, снять напряжение – тоже слушаю соответствующие треки.

– Что для вас лично будет победой в этой войне?

– Пожалуй, в первую очередь – победа наших людей над собой. Потому что, например, к противнику я не испытываю никаких эмоций. Ни негативных, ни позитивных. Мне абсолютно безразлично, что с ними будет. Я больше обращаю внимание на наши недостатки, у нас, в Украине. Поэтому для меня победа – если наша страна после войны станет лучше.