Резервы российского Центробанка в китайских юанях могут позволить Путину вести войну с Украиной еще несколько лет. К такому выводу пришли аналитики, опрошенные агентством Bloomberg.
Согласно модели агентства, при цене нефти российской марки Urals на текущем уровне примерно в 50 долларов Россия может покрывать дефицит бюджета имеющимися в ее распоряжении резервами в юанях еще на протяжении трех лет. Юани – это единственная мировая валюта, которую Россия после начала войны в Украине может продавать на глобальном рынке, чтобы погашать дефицит бюджета, вызванный введением потолка цен на российскую нефть. Аналитики Bloomberg полагают, что юаневые резервы России могут закончиться в этом году только в том случае, если средняя стоимость российской нефти опустится до уровня 25 долларов за баррель или ниже.
Более пессимистичные для Москвы прогнозы дают аналитики американского Citigroup Inc.: они говорят, что резервы в юанях в 2023 году Москва исчерпает при цене нефти в 35 долларов, а денег на войну у России хватит еще на два с половиной года – вместо трех в прогнозе Bloomberg.
При этом пятого февраля вступит в действие эмбарго Евросоюза не только на российскую сырую нефть, но и на продукты нефтепереработки. И как пишет агентство Reuters, это эмбарго для российского бюджета будет иметь более серьезные последствия, чем потолок цен на нефть.
О том, на сколько лет войны у России хватит денег, рассказала эксперт по российской экономической политике Александра Прокопенко.
– Как на российском бюджете прямо сейчас отражаются цены на нефть? Стал ли дефицит российского бюджета расти после введения потолка цен?
– Дефицит российского бюджета после введения потолка цен на нефть действительно стал расти, но он пока не связан с потолком. Оценки, связанные с выпадающими доходами, увязанные с потолком, пока еще довольно умозрительные, это все – арифметические упражнения. Нам требуется еще некоторое время, чтобы оценить, насколько российский бюджет опустеет из-за введения потолка на нефть и насколько опустеет из-за введения потолка на нефтепродукты. Даже в той же модели Bloomberg заложены некоторые переменные, которые могут не произойти.
Дело в том, что много зависит от того, сумеет ли Россия перенаправить выпадающие объемы с европейского рынка на азиатский рынок. Это главная неизвестная, которой у нас нет.
Вторая неизвестная – это то, будут ли азиатские покупатели, прежде всего, конечно, Китай и Индия, соблюдать price cap. Официально они не присоединялись к санкциям, но, скорее всего, покупать нефть дороже ценового потолка они не будут.
Возвращаясь к бюджету, те сорокапроцентные скидки на российскую нефть, которые мы сейчас видим, – это, конечно, прямой результат европейского эмбарго и введенного потолка.
Плюс ко всему России стало значительно дороже доставлять нефть в Азию и другим покупателям. В общем, это целый комплекс факторов. Но я думаю, что где-то в середине марта можно будет уже построить более точную модель, сделать более точные расчеты: насколько опустеет российская казна.
Сейчас Минфин официально ожидает падения нефтегазовых доходов на 23% к уровню 2022 года. Это довольно существенно – почти на четверть. Но это очень оптимистичные оценки. Они серьезно завышены. На самом деле падение будет значительно более глубоким. И, возможно, более трети нефтегазовых доходов российский бюджет недосчитается.
– Но при этом все западные политики говорят о том, что санкции, которые введены, должны носить аккумулятивный эффект – накапливаться. С пятого февраля вводится запрет на покупку даже нефтепродуктов, а не только самой нефти. Вы понимаете, сколько в этих условиях Россия будет способна тратить деньги на войну?
– Плохая новость: денег у России на войну еще хватает. Если посмотреть очень грубо на военные и социальные расходы, то они примерно равны уровню ненефтегазовых доходов бюджета, то есть доходов, которые Россия получает независимо от экспорта углеводородов.
Это приводит к мысли, что в целом Путин может срезать максимально расходы бюджета на любые другие статьи, оставить военные и социальные расходы, и у него денег будет хватать как минимум на ближайший год точно. Мне кажется, что поскольку России по-прежнему частично доступны резервы, Россия по-прежнему собирает налоги и есть еще покупатели на российские нефть и газ, она вполне себе может, к сожалению, позволить вести эту войну еще и в будущем году тоже.
– А вы думаете, что российские власти пойдут по этому сценарию: будут урезать какие-то другие статьи расходов бюджета, но не военные?
– Еще в довоенное время расходы бюджета на военные и социальные нужды считались так называемыми защищенными. Иными словами, эти расходы подвергаются сокращению в самую последнюю очередь при самом каком-то сильном секвестре. Пока мы не можем говорить о том, что российская бюджетная система будет испытывать довольно серьезный шок. Все шоки прогнозируемые. Скорее всего, это, конечно же, будут сокращения любых других расходов, например, расходов на дорожное строительство, могут быть отложены какие-то инфраструктурные проекты. Но военные расходы и социальные – пенсии и пособия – пойдут под нож в последнюю очередь. Дело в том, что дополнительных доходов России взять фактически неоткуда.
– При этом в новом году российский Центробанк вернулся к так называемому бюджетному правилу. Объясните, что это значит? Это связано с курсами валюты и ресурсами, которые Россия продает? Означает ли тот факт, что ЦБ к нему вернулся, полную адаптацию российской экономики к войне?
– Нельзя говорить, что российская экономика адаптировалась к войне, потому что в терминах экономики война очень сильно повышает неопределенность. Экономические агенты по-прежнему не могут планировать свою деятельность. Из-за войны появляется очень много неизвестных в планировании нормальной экономической работы. Нет, мы не можем говорить, что экономика адаптировалась. Экономика продолжает свой адаптационный период. По моим оценкам, он закончится где-то в середине текущего, 2023 года.
Бюджетное правило – это ни в коем случае не символ адаптации, а прежде всего попытка сгладить волатильность курса рубля, который, как мы видели, без бюджетного правила обратно привязался к нефти. Если посмотреть на колебания курса рубля, которые мы видели в прошлом году, то они очень сильно завязаны на цену Urals: Urals подешевела – рубль подешевел. По сути, курс рубля определялся исключительно торговым балансом. А сильное движение в рубле отражается на инфляционных ожиданиях. А это уже мешает снижать инфляцию и в целом беспокоит людей. Потому что курс – это один из главных индикаторов того, что происходит в экономике.
Поэтому возврат к бюджетному правилу я бы прежде всего предлагала рассматривать как некоторую попытку, во-первых, вернуться к механизму, а во-вторых, сгладить колебания в курсе национальной валюты. Пока это точно не про накопление резервов, потому что ожидается, что нефтегазовые доходы будут поменьше, чем планировалось. И Минфин будет пока только продавать юани, а не накапливать их.
В новой конструкции бюджетного правила есть, конечно, очень большой риск, который закладывает Россия: это растущая зависимость российской экономики от юаня.
– А у Запада нет возможности влиять на эти 310 млрд юаней, которые есть у России?
– Нет, у Запада формально такой возможности нет. Только через какие-то переговорные позиции с Китаем. Но здесь России самой будет не очень комфортно в том смысле, что и величина резервов, и собственная политика будут очень сильно зависеть от такого "черного лебедя", а именно от решения Нацбанка Китая или от решения Коммунистической партии, которая, во-первых, для России не сильно прозрачна. А во-вторых, все, что мы видели в предыдущие годы: Китай в части национальной экономики и национальной политики руководствуется прежде всего собственными интересами. Поэтому если нужно будет сильно ослабить юань, они его ослабят. Плюс ко всему, Китаю нужно поддерживать довольно большие резервы в долларе. Поэтому Китай для Москвы будет очень плохим союзником в крестовом походе против доллара.
