"Поддержка братского народа" - эта фраза стала практически нарицательной в современной российской действительности. Сейчас внимание зрителей телеканалов целиком переключилось на "братский народ" Сирии.

Эксперты выдвигают различные теории о том, зачем Владимиру Путину понадобились активные действия в сирийском конфликте. Об этом НВ беседует с политологом Александром Морозовым.

***

Настоящее Время: Александр, террористическая группировка "Исламское государство" призвала мусульман к джихаду против России и США. На ваш взгляд, какие цели преследует российское вмешательство в сирийскую войну?

Александр Морозов: Путин как бы участвует в воображаемых выборах председателя Земного шара. И вот Владимир Владимирович Путин пытается участвовать в этих выборах, как он себе это понимает, наращивая свой мировой рейтинг. И вторжение в Сирию оно, конечно, обращено не только к российским гражданам, не только направлено на то, чтобы усилить их патриотизм, повысить манипулируемость этим обществом. Это вторжение и действия Путина направлены в первую очередь, на мой взгляд, на эту борьбу за мировое общественное внимание. И надо сказать, что эту борьбу он ведет довольно успешно, на мой взгляд, нельзя сказать, что у него это получается плохо.

НВ: После выступления Владимира Путина с трибуны ООН и последующих переговоров с Бараком Обамой многие говорили об этом, как об успехе. Если не стратегическом, то тактическом. Так ли это на ваш взгляд?

А.М.: Само по себе выступление в ООН и его участие в Генассамблее - это, конечно, никакой не успех. Но при этом, выступая, он обращался конечно, не к развитому Западу, а к третьему миру, в первую очередь. Потому что Путин выступает сегодня таким мировым представителем "обездоленного Юга" или он хотел бы так выступать.

Есть "богатый Север" и "бедный Юг", он хочет выступать от лица "бедного Юга", говорить, обращаться к нему, призывать его на борьбу с американской гегемонией, развивать новую концепцию суверенитета... Ну, точнее, старую концепцию суверенитета, но подаваемую как новую. Таким образом он хочет как бы мобилизовать этот "бедный Юг" на борьбу с "богатым Севером". В этом смысле было бы неимоверно интересно, скажем, посмотреть на какие-то социологические данные – мы все время смотрим, как воспринимают Путина в Германии. А надо посмотреть, как воспринимают Путина на Мадагаскаре, то есть, какие там социологические данные. Возможно, он выигрывает эту войну за умы "третьего мира".

НВ: Ситуация на востоке Украины близка к заморозке. Означает ли это, что Россия перестанет поддерживать пресловутый проект Новороссия? И каковы тогда его перспективы?

А.М.: Я нахожусь на стороне Игоря Климкина, который, в общем, пишет, на мой взгляд, очень убедительно, что несмотря на то, что Минские соглашения как бы дали возможность прекратить военные действия, но они не содержат в себе перспективы дальнейшего урегулирования. И поэтому нет гарантии, что не будет последующего обострения.

Да, конечно, мы видим, что на Донбассе проделана большая работа Кремлем, сурковская миссия выполнена, по всей видимости, успешно. Мы видим, что какие-то наиболее агрессивные полевые командиры удалены оттуда. И при этом надо констатировать – если это завершение, то в таком случае надо признать, что Путин одержал победу определенную. Потому что проект "Новороссия", как многие писали эксперты, был направлен не на то, чтобы отторгнуть ее от Украины. А с самого начала предполагалось, что это будет "тяжелая территория" – как бы "второе Приднестровье", может быть, в более мягкой форме. Тем не менее, такой навечно забитый гвоздь в ботинок украинского государства, который не позволит Украине двигаться в сторону европейской интеграции дальше.

НВ: Вовлечение в различные войны за последнее время, по оценкам разных экспертов, консолидировало общество. Ранее вы писали о том, что де-факто с прошлого года Совбез стал реальной управляющей силой, как при чрезвычайном положении, а у среднего класса кардинально изменилось настроение и отношение. Есть ли внутри России риски для режима Путина?

А.М.: На мой взгляд, сейчас она не просматривается. Многие задаются этим вопросом – есть ли в России не только сила, представляющая угрозу Путину, но и хотя бы реформистская группа внутри российской верхушки, которая хотела бы смягчить ситуацию, может быть, переориентировать самого Путина или повлиять как-то на него. Но на взгляд, действительно, весь этот год, а может быть, даже и весь третий срок Путина происходит последовательная ориентация на мобилизационную политику, мобилизационную экономику, и Совет Безопасности остается сегодня ключевым таким органом.

Не я один так думаю, я только что прочитал интервью с замечательным российским социологом Симоном Кордонским, он тоже считает и прямо об этом говорит, что страной управляет Совет безопасности. Ну, конечно, в широком смысле слова.

Если бы мы посмотрели политологически и сравнивали, анализировали испанский режим периода Франко или, может быть, какие-то латиноамериканские режимы, то там всегда в первую очередь существенным было изменение позиции части церкви, влиятельного епископата, промышленных или военных кругов. Нет, мы в России этого, откровенно говоря, сейчас не видим.

Что касается среднего класса, то мне кажется, что мы видим ситуацию, при которой средний класс делает выбор, к сожалению, в сторону того, чтобы уходить. Уходить за границу, уходить из политики, из общественного участия, в той или иной форме замыкаться. Это может быть внешняя эмиграция, это может быть внутренняя иммиграция, неважно. Важно, что это все-таки уход.

И я думаю, что в ближайшие год-два нет оснований надеяться, что "Крымнаш" или то, что мы называем этим словом, не будет доминирующей силой в обществе. Потому что видно, что этот патриотический подъем этот "Крымнаш", "Сириянаш", все вот это вместе, оно должно себя как-то реализовать. Оно еще себя не реализовало. До конца контуры этого еще не ясны. И вот слово этого общественного настроения должно быть сказано окончательно. А вот что потом будет – посмотрим.

Настоящее Время