Сидя на коленях на оживленной мостовой, инвалид два дня разбивал бордюр в тридцатиградусную жару. Его сняли журналисты красноярского телеканала, и так инвалид прославился сначала на весь город, а потом и на весь интернет.
Ролик о его поступке вызвал бурную дискуссию в социальных сетях: некоторые пользователи высказали желание "раздолбить" городских чиновников, которые не решают проблемы инвалидов.
Вскоре последовала официальная реакция. Красноярские власти заявили, что "случай с Владимиром Журатом единичный". Якобы пенсионер к ним действительно обращался с просьбой построить пандусы, но не оставил письменного заявления. Вот если бы оставил, ему бы обязательно помогли. За порчу городского имущества и нанесенный городу ущерб его обещали не судить.
В свою очередь Управление Следственного комитета по Красноярскому краю объявило, что начало доследственную проверку дела Журата. Следователи пообещали выяснить, действительно ли инвалид-колясочник не мог самостоятельно добраться до районной поликлиники на перекрестке улиц Тотмина и Гусарова и обращался в администрацию Октябрьского района с просьбой благоустроить дорогу.
Корреспондент Настоящего Времени связался с Владимиром Журатом и попросил его рассказать о том, что предшествовало "бордюрной акции".
*****
Настоящее Время: Правда, что вы обращались в администрацию города, но не оставили письменного заявления?
Владимир Журат: Да. Я обращался не один раз. Заявление я не писал. У меня парализована рука. Я, когда молотком и кувалдой работал, привязывал кисть. Она плохо работает от плеча. Трудно, тяжело, больно.
Я просил написать заявление секретарей, но им было некогда. Они отказались. "Пишите сами", – говорят. А я не могу писать! Как я напишу? Левой никак не накорябаю, а правая – парализована.
Ну, я и "плюнул" на это все. Думаю: что я мучиться буду, ходить, падать перед ними на колени? Не могу я больше! Поехал домой. Взял кувалду и молоток и начал откалывать бордюр. Два дня долбил. И теперь я же и виноват, теперь меня будут судить.
НВ: После того, как вы разбили бордюр, к вам чиновники из администрации обращались?
В.Ж.: Да. Он назвался "специалист администрации по ЖКХ". Он решал, что сделать с этим бордюром. Я езжу в поликлинику на лечение, осмотры. Сейчас мне каждый день надо ездить. Мне назначили процедуры, уколы, капельницы. Я не хотел в больницу ложиться – амбулаторно лечусь.
Из-за этого бордюра я рисковал жизнью. Выезжал на край дороги. Некоторые машины летят на большой скорости. И я думал: "Ну, сейчас шарахнет и лечения не надо будет". Я боюсь. И я подставляю водителей. Это опасно. Это же будет шофер отвечать за меня, а я уже не буду – от меня ничего не останется.
Администрация меня подталкивает на этот риск, вместо того, чтобы сделать пандус. Пандус не только для меня, для всех мамаш. Администрация плевала на нас. Они настроились меня судить за то, что я испортил бордюрчик, чтобы моя и другие коляски проходили.
Я им (администрации города) иск готовлю через адвоката. Намерение у меня такое есть. И пусть вызывают прокуратуру. Я пытался к ним попасть, но она на четвертом этаже, и ни лифта нет, ничего. Мне надо подняться наверх, а как? Мои ноги это только картинка – они парализованы, формально нет ног.
НВ: Приходил к вам кто-то из Следственного комитета?
В.Ж.: Никто не приходил. Только звонили с Первого канала, рассказали, что придут из СК следователи и будут меня расспрашивать. Красноярское телевидение пообещало, что разместит объявление, и будем искать мне адвокатов. Как только адвокат придет – пожалуйста, я буду говорить со СК. А так я не буду ничего болтать лишнего, это против меня будет.
НВ: Вы считаете, что проверка Следственного комитета направлена против вас?
В.Ж.: Конечно. Бордюр, который я наполовину сделал – я его теперь проезжаю. Он не разбитый, я его обтесал наполовину кувалдой, молоточком. Он был выше пяти сантиметров. Хотя, я лично с нашим мэром ругался из-за этого бордюра, и из-за других на всех перекрестках. Но он уперся: "Пять сантиметров положено". Где положено? Покажите мне регламент! Объясните мне, зачем эти пять сантиметров? Они предотвращают что-то? Что они значат?
"Я не помню", – ответил мэр такими отговорками. И все. Отвернулся от меня. Плюнул, как говорится, мне в душу. Какой мэр, такие и ответы. Это бог знает, что. Я не верю, что он мэр.
Разговор этот был три года назад, когда капитально ремонтировали центральную улицу – ту самую, где я сейчас пришел долбить бордюр вручную. Они его не убрали. Я их просил, говорил им. Рабочие были. Но они отошли и на косогорье начали долбить два бордюра, в пяти метров от места, где долбил я. Зачем на косогорье?
Я их уговаривал, просил: не надо на косогорье: коляска тяжелая и опрокидывается. Подвеска на коляске в одну раму сварена, и чуть камешек попадет – коляска опрокидывается.
КОММЕНТАРИИ