Уровень социальной напряженности среди россиян резко вырос, говорится в последнем отчете "Левада-Центра".

• 72% россиян беспокоит рост цен,
• половину (52%) – "обнищание населения",
• 48% выразили обеспокоенность ростом безработицы,
• 33% – коррупцией,
• около трети россиян (30%) заявили об экономическом кризисе и "несправедливом распределении доходов",
• "кризис морали, культуры и нравственности" отметил 21% опрошенных.

Социологи говорят, что ситуация в России сейчас похожа на преддефолтное состояние 1998 года.

О природе недовольства россиян корреспондент Настоящего Времени поговорила с директором аналитического центра Юрия Левады Львом Гудковым.

— Неужели у людей стало больше проблем, чем было, или они просто стали замечать их? Что это за тенденция?

— Нет. Мы задаем этот вопрос регулярно несколько раз в год для того, чтобы отслеживать динамику, и ведем это мы уже больше 20 лет. Изменилась некоторая общая тревожность, общая озабоченность состоянием дел в стране и перспективами их частной отдельной жизни.

Поэтому в сравнении с прошлогодним замером резко выросла общая тревожность, общая озабоченность людей положением дел. Прежде всего, это экономические проблемы – рост цен, бедность, обнищание населения, неуверенность в будущем, страх перед безработицей. Ну и одновременно и другие проблемы – недоступность качественного медицинского обслуживания или образования, но это скорее для родителей.

В целом общий уровень недовольства повысился, и это отражает ситуацию неопределенности в стране. Закончился период крымской мобилизации, эйфория, вся пропаганда здесь не действует. А с конца прошлого года начался подъем такого социального напряжения – диффузного, неопределенного.

На какой-то момент президентская избирательная кампания остановила это, а с апреля рост начался снова, и эта диффузная тревожность и неудовлетворенность людей положением дел выражается в самых разных вещах. Отчасти это выражается в росте ксенофобии, агрессии, неопределенной, безадресной.

— Как вы считаете, во что эта общая тревожность может вылиться потом? Что может происходить на улицах на деле?

— На улицах – трудно сказать, потому что нет реальной политической организации или общественной какой-то силы, которая могла бы представлять эти проблемы в публичном поле. И не просто представлять, говорить о том, что идет рост цен, а предлагать какие-то решения для политической плоскости. В условиях тотальной цензуры или политической рекламы и пропаганды реального обсуждения этих проблем нет. Поэтому я и говорю о диффузном таком характере социального напряжения и ощущении безвыходности. Большинство людей не верят в то, что власть в состоянии что-то решить.

— То есть люди будут продолжать жаловаться друг другу на проблемы на кухнях – и все?

— Скорее всего, да. Какая-то часть выплеснется на улицы, но я не думаю, что это будут массовые протесты.

— Что касается рейтинга Путина, учитывая эти данные соцопросов, как это соотносится?

— Этот рост недовольства отразился в первую очередь на отношении к правительству, деятельность которого оценивается крайне негативно, на раздражении и очень критическом недовольстве, высказываемом в адрес депутатского корпуса, Госдумы, лично Медведева, рейтинг которого падает месяц за месяцем очень последовательно. Ну и сказалось на снижении до того неприкосновенного рейтинга Путина. Он упал с 83–84% до примерно 64–70%.

— Это данные за какой период?

— Это июль–август. Это последние данные. Понятно, что в момент избирательной кампании он поднялся опять до высоких значений, но потом упал. Люди недовольны тем, что государство лезет к ним в карман, что оно нарушает некоторые условия социального договора: мы не лезем в политику, а вы заботитесь о нас и решаете наши проблемы.

То, что государство объявило о начале пенсионной реформы, это воспринимается как резкое нарушение, как ощущение острой несправедливости: на войну в Сирии у вас деньги есть, на повышение зарплат чиновникам, перевооружение армии, гуманитарную помощь кому-то, а на решение социальных проблем, проблем самого населения начальство ограничивается обещаниями, заверениями, что все будет хорошо. Это провоцирует стойкое и до того существовавшее недоверие к власти.