24 июля 1959 года вице-президент США Ричард Никсон и председатель Совета министров СССР Никита Хрущев посетили Американскую выставку в Москве. Они не только обсуждали бытовую технику, например, цветные телевизоры, но и говорили о разнице в идеологии и качестве жизни обыкновенного гражданина обеих стран. Вот о чем они говорили.

Хрущев: Мы хотим жить в мире и дружбе с американцами, потому что мы – две самые могущественные державы. И если мы будем жить в дружбе, тогда другие страны тоже будут жить дружно. Но если страна слишком склонна к войне, мы ей слегка надерем уши и скажем: «Не смей!» Сейчас драться нельзя. Сейчас времена ядерного оружия. Какой-нибудь дурак может начать войну, и тогда даже мудрые люди не смогут ее прекратить. Поэтому мы руководствуемся этой идеей в нашей внешней и внутренней политике. Как долго существует Америка? Лет триста?
Никсон: 150 лет.
Хрущев: 150 лет? Ну, тогда мы скажем, что Америка существует 150 лет и вот – уровень жизни, которого она достигла. Мы существуем неполных 42 года, и еще через семь лет мы будем на том же уровне, что и Америка. Когда мы вас догоним, и будем перегонять, мы помашем вам ручкой! Если вы попросите, мы можем остановиться и сказать: «Пожалуйте за нами!» Проще говоря, если вы хотите капитализм – вы можете жить так. Это ваше дело, нас оно не касается. Мы можем все еще жалеть вас, но поскольку вы нас не понимаете – живите, исходя из ваших представлений.
Мы рады, что мы здесь на выставке вместе с вице-президентом Никсоном. Я лично и от лица моих коллег приношу свою благодарность за послание президента. Я пока его не читал, но знаю заранее, что оно содержит добрые пожелания. Я думаю, вы будете удовлетворены вашим визитом, а если бы… – не могу удержаться, чтобы не сказать – если бы вы не приняли этого решения [объявление правительством США Недели подневольных наций, недели молитвы за людей порабощенных Советским Союзом], которое не было достаточно продуманным, чтобы его одобрил ваш Конгресс, ваша поездка была бы великолепной. Но вы сами стали мутить воду, зачем это было нужно – одному Богу известно.
Что случилась, какая черная кошка перешла вам дорогу и смутила вас? Но это ваше дело, мы не вмешиваемся в ваши проблемы. [Обнимает советского рабочего]. Разве этот мужчина похож на подневольного рабочего? [Машет другим]. С такими людьми с таким духом – как мы можем проиграть?
Никсон: [указывая на американского рабочего] С такими людьми мы сильны. И эти люди – советские и американские – хорошо работают вместе для мира, даже когда они вместе строили эту выставку. Именно так все и должно быть. Ваши замечания вполне в духе того, что мы ждали – спонтанные и с обобщениями. Позже мы оба будем иметь возможность поговорить, поэтому я не буду сейчас комментировать различные темы, поднятые вами. Скажу только об одном: цветное телевидение – самое передовое достижение в области коммуникаций на сегодняшний день.
Я могу только сказать, что если это соревнование, в котором вы планируете обогнать нас, сделает жизнь лучше для обоих наших народов и для всех других людей, должен существовать свободный обмен идеями. В конце концов, вы не знаете всего на свете.
Хрущев: Если я не знаю всего, то вы не знаете о коммунизме ничего, кроме страха перед ним.
Никсон: Есть некоторые области, где вы обогнали нас. Например, в разработках технологии запуска ваших ракет для исследования открытого космоса. Существуют области, в которых мы обгоняем вас – цветное телевидение, например.
Хрущев: Нет, мы и в этом наравне с вами. Мы обошли вас и в этой технологии, и в другой.

Никсон: Вот видите: вы ни в чем не можете признать чужого первенства.
Хрущев: Я не сдаюсь.
Никсон: Погодите, вы еще не видели картинку. Давайте больше, намного больше общаться и обмениваться идеями в той области, о которой мы говорим. Мы сможем больше слышать вас из наших телевизоров. А вы сможете больше слушать нас из своих.
Хрущев: Отличная мысль! Давайте сделаем так. Вы выступите перед нашим народом. Мы выступим перед вашим. Люди посмотрят и оценят это.
Никсон: Каждый день мы читаем о том, что вы говорите. Но то, что Козлов [Фрол Козлов – первый заместитель председателя Совета министров СССР] говорил в Калифорнии о мире, вы говорили здесь несколько в других выражениях. Об этом много сообщалось в американской прессе. Никогда не делайте здесь заявлений, если не хотите, чтобы их прочли в Соединенных Штатах. Я могу вам обещать, что каждое произнесенное вами слово будет переведено на английский.
Хрущев: Сомневаюсь. Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что эта моя речь будет услышана американским народом.
Никсон: [соглашаясь] И точно так же, все что я скажу, будет переведено и услышано всеми в СССР?
Хрущев: Договорились.
Никсон: Вы не должны бояться идей.
Хрущев: Это мы вам говорим, чтобы вы не боялись идей. У нас нет причин бояться. Мы уже освободились от этого.
Никсон: Ну что ж, в таком случае давайте больше обмениваться идеями. Мы все согласны с этим. Так? Да?
Хрущев: Хорошо. [В сторону] Согласен с чем? Хорошо, я согласен. Но я хотел бы понять, с чем именно я согласен. Я знаю, что имею дело с очень хорошим защитником. Вы – защитник капитализма. Я – коммунизма. Давайте сравнивать.

Никсон: При вашем умении давить на собеседника вы сами могли бы стать хорошим адвокатом. Если бы вы были в Сенате США, вас бы обвинили в флибустьерстве. [Останавливает Хрущева у стенда с образцовой кухней в образцовом доме]. У вас был очень хороший дом представлен на выставке в Нью-Йорке. Мы с женой осмотрели его и получили большое удовольствие. А я хотел бы показать вам эту кухню. Она как в наших домах в Калифорнии.
Хрущев: [После того, как Никсон привлек его внимание к стиральной машине со встроенной панелью управления]. У нас тоже есть такие вещи.
Никсон: Это новейшая модель. Тысячи такого типа конструкций собираются [на заводах] и потом встраиваются прямо в домах. [Он добавляет, что американцы заинтересованы в том, чтобы облегчить жизнь своим женщинам].
Хрущев замечает, что в Советском Союзе нет «капиталистического отношения к женщинам».
Никсон: Я думаю, что отношение к женщинам везде одинаковое. Что мы хотим сделать, – так это облегчить жизнь домохозяйкам.
Он объяснил, что дом может быть построен за $14.000, и что большинство ветеранов купили дома за $10.000-15.000.
Никсон: Позвольте мне привести пример, чтобы вы могли оценить. Наши сталевары, как вы знаете, бастуют. Однако любой сталевар может купить такой дом. Они зарабатывают 3 доллара в час. Этот дом стоит около 100 долларов в месяц, когда ты его покупаешь по договору на 25-30 лет.
Хрущев: У нас есть сталевары и крестьяне, которые также могут позволить себе заплатить $14.000 за дом. Мы строим крепко. Мы строим для наших детей и правнуков.
Он сказал, что прочность американских домов рассчитана только на 20 лет, поэтому к концу этого срока застройщики могут продавать новые дома.
Никсон сказал, что он думает, что американские дома могут простоять и больше 20 лет. Но даже если и так, после 20 лет многие американцы хотят новый дом или новую кухню взамен устаревших. Американская система разработана так, чтобы использовать преимущества новых изобретений и новых технологий, говорит он.
Хрущев: Ваша теория не выдерживает критики.
По его мнению, некоторые вещи никогда не устаревают: мебель, обстановка, возможно, но не сами дома. Он сказал, что не думает что то, что американцы писали о своих домах было совершенно точно.
Никсон: [показывая на экран телевизора] Здесь мы можем видеть, что происходит в других частях дома.
Хрущев: Эта штука, наверно, вечно неисправна.
Никсон: Да.
Хрущев: А у вас нет машины, которая бы клала еду в рот и проталкивала ее дальше? Вы показываете нам много интересных вещей, но они не необходимы для жизни. От них нет пользы. Это все лишь штучки. У нас такая поговорка есть: если у вас клопы, вы должны поймать одного и залить ему в ухо кипяток.
Никсон: А у нас другая поговорка. Чтобы убить муху, надо заставить ее выпить виски. Но у нас есть лучшее применение для виски. [В сторону] Мне нравится эта интеллектуальная битва с председателем. Он знает свое дело.
Хрущев: [демонстрируя отсутствие интереса к ЭВМ, которая отвечает на вопросы о США] Слыхал о ваших инженерах. Я хорошо знаю о том, что они могут делать. Вы знаете, для запуска наших ракет, нам необходимо много вычислительных машин.

Никсон: [услышав джаз] Я не люблю джаз.
Хрущев: Я тоже.
Никсон: А вот моим девочкам нравится.
Никсон извинился за то, что из него вышел неважный хозяин выставки и за то, что позволил, чтобы протокольный визит превратился в острую внешнеполитическую дискуссию.
Хрущев: [извиняясь] Я всегда говорю откровенно.
Лидер СССР сказал, что надеется, что не обидел президента Никсона.
Никсон: Я был оскорблен экспертами. Все, что мы говорили, было сказано добродушно.
Хрущев: Американцы создали свой собственный образ советского человека и думают, что он такой, как они того хотят. Но он не такой, как вы думаете. Вы думаете, что русские будут ошарашены, увидев все эти вещи, но это факт: вновь построенные русские дома имеют все это оборудование сейчас. Более того, все, что нужно, чтобы получить дом, – это родиться в СССР. Это дает вам право на дом. Я родился в Советском Союзе. Поэтому я имею право на дом. В Америке, если у вас нет доллара, – вы имеете право выбора между тем, чтобы спать дома или на тротуаре. Тем не менее, вы говорите, что мы рабы коммунизма.
Никсон: Я ценю, что вы говорите четко и энергично.
Хрущев: Энергично – не значит мудро.
Никсон: Если бы вы были в нашем Сенате, вас бы назвали флибустьером [по закону члены Сената могут говорить бесконечно. Это механизм забалтывания законопроекта]. Вы все говорите сами и не позволяете говорить никому другому. Для нас различие, право выбора, тот факт, что у нас есть 1000 строительных компаний, которые строят тысячи видов разных домов – самая важная вещь. У нас нет одного решения, принятого одним правительственным чиновником. В этом разница.
Хрущев: По политическим вопросам мы никогда с вами не согласимся. К примеру, Микоян любит сильно перченый суп. Я – нет. Но это не значит, что мы не ладим.
Никсон: Вы можете учиться у нас, а мы можем учиться у вас. Должен быть свободный обмен идеями. Позвольте людям выбирать, какой дом, какой суп, какие идеи они хотят.

Хрущев возвращает разговор к стиральным машинам.
Никсон: У нас есть много разных производителей и много видов стиральных машин, поэтому у домохозяек есть выбор.
Хрущев: [Замечая, что Никсон пристально наблюдает за молодой женщиной, демонстрирующей банный костюм и спортивное платье] Вы тоже обращаете внимание на девушек.
Никсон: [указывая на полотер, который работает сам, и другое оборудование] Жена не нужна.
Хрущев усмехнулся в ответ.
Никсон: Мы не претендуем на то, чтобы изумить русский народ. Мы надеемся продемонстрировать наше разнообразие и наше право выбирать. Мы не хотим, чтобы решения принимали высокие правительственные чиновники, которые говорили бы, что все дома должны быть построены одинаковым образом. Не было бы это лучше соревноваться в достоинствах стиральных машин, чем в силе ракет? Вы такое соревнование желаете?
Хрущев: Да, именно такого соревнования мы хотим. Но ваши генералы говорят: «Давайте соревноваться в ракетах». Мы сильны и мы вас можем разбить. Но на это мы можем вам кое-что показать.
Никсон: По мне, вы сильны, и мы сильны. В одних вещах вы сильнее. В других – мы. Мы оба сильны, но не только с точки зрения силы оружия, но и с точки зрения силы духа. Никто из нас не должен использовать эту силу, чтобы не ставить другого в положение, когда тому, по сути, предъявлен ультиматум. В наши дни и в наш век это было бы ошибкой. При современном оружии не будет никакой разницы ни для кого из нас, если война начнется. Оно есть у нас обоих.
Хрущев: В четвертый раз я должен сказать, что не узнаю моего друга г-на Никсона. Если все американцы согласны с вами, тогда с кем же не согласны мы? Именно этого мы и хотим.
Никсон: Любой, кто считает, что американское правительство не выражает настроений народа, – невнимательно наблюдает за американской действительностью. Я надеюсь, что премьер-министр понимает полный смысл того, о чем я говорю. Если вы ставите любую могущественную державу – или какую-то другую страну – в положение, когда она должна либо подчиниться, либо сражаться, значит, вы играете с самой разрушительной силой в мире. Это очень серьезно при нынешней ситуации в мире. Это очень опасно. Когда мы садимся за стол переговоров, [эта держава] не может ставить ультиматум другой. Это невозможно. Но я буду говорить с вами об этом позже.
Хрущев: Раз уж вы подняли эти вопросы, почему бы не продолжить обсуждение сейчас, пока люди слушают? Мы тоже кое-что знаем о политике. Позвольте вашим корреспондентам сравнить по часам и посмотреть, кто из нас флибустьер. Вы сделали большой акцент на диктате. Наши страны никогда не руководствовались диктатом. Диктат – это дурацкая политика.
Никсон: Я говорю об этом в международном смысле.
Хрущев: Для меня это звучит как угроза. Мы тоже гиганты. Вы хотите угрожать – мы ответим угрозой на угрозу.
Никсон: Кто хочет угрожать?
Хрущев: Это вы говорили о полном смысле. Не я. В вашем распоряжении есть средства. Наши лучше, чем ваши. Это вы хотите соревноваться. Да. Да. Да.
Никсон: Мы хорошо представляем это. Для меня, кто лучший – не суть важно.
Хрущев: Это вы подняли этот вопрос. Мы хотим мира и дружбы со всеми народами, особенно с Америкой.
Никсон: Мы тоже хотим мира, и я верю, что и вы тоже.
Хрущев: Да, я верю.

Никсон: Я вижу, что вы хотите построить хорошую жизнь. Но я не думаю, что это поможет делу мира, если напоминать что вы сильнее, чем мы, потому что это тоже угроза.
Хрущев: Я отвечал на ваши слова. Вы бросили мне вызов. Давайте спорить честно.
Никсон: Я имею в виду, что в сегодняшнем мире решительно все равно, какая из двух великих держав в данный конкретный момент имеет преимущество. Во время войны эти преимущества иллюзорны. Можем мы согласиться на этом?
Хрущев: Не совсем. Давайте не будем ходить вокруг да около.
Никсон: Мне нравится, как он разговаривает.
Хрущев: Мы хотим ликвидации всех баз за границей. Пока этого не случится, мы будем говорить на разных языках. Тот, кто за то, чтобы положить конец базам за границей, – тот за мир. Кто против – за войну. Мы ликвидировали наши военные силы, предложили подписать мирный договор и устранить точки трения в Берлине. Пока мы не уладим этот вопрос, мы будем говорить на разных языках.
Никсон: Вы думаете, это можно уладить в Женеве?
Хрущев: Если бы мы смотрели на это по-другому, мы бы не раскошелились на то, чтобы отправить нашего министра иностранных дел в Женеву. [Министр иностранных дел Андрей] Громыко не лентяй. Он очень хороший человек.
Никсон: Мы глубоко уважаем г-на Громыко. Некоторые говорят, что он похож на меня. Я думаю, он выглядит лучше, чем я. Я надеюсь, она [конференция в Женеве] пройдет успешно.
Хрущев: Это не от нас зависит.
Никсон: Согласие достигается двумя сторонами. Не может все быть по-вашему.
Хрущев: Это все вопросы, у которых одна и та же цель. Покончить с отголосками войны, подписать мирный договор с Германией – вот, чего мы хотим. Очень плохо, что мы ссоримся по вопросам войны и мира.
Никсон: Никто не сомневается, что ваш народ и вы хотите, чтобы правительство Соединенных Штатов было за мир. Любой, кто думает иначе, невнимательно наблюдает за Америкой. Для того, чтобы был мир, господин премьер-министр, даже в аргументах между друзьями, необходимо сесть за круглый стол. Должна быть дискуссия. Каждая сторона должна находить почву для того, чтобы рассмотреть другие точки зрения. Мир сегодня смотрит на вас [с надеждой] в связи с Женевой. Я уверен, это было бы смертельной ошибкой и ударом для дела мира, если бы мы позволили [переговорам] провалиться.
Хрущев: Обе стороны должны искать согласия.