Родные Евгения Кувайцева, скончавшегося, по версии военных, от "самострела", 11 марта получили результаты независимой судмедэкспертизы. Она показала, что два выстрела были произведены в солдата "с дальнего расстояния". То есть сам он точно не мог этого сделать. Теперь матери погибшего, Елене Терентьевой, предстоит добиваться в суде возбуждения нового уголовного дела – об убийстве.

Корреспондент проекта "Сибирь.Реалии" поговорили с родственниками погибшего солдата.

"Женя умер? В соцсетях написали, что его застрелили"

18-летнего Евгения Кувайцева, призывника из челябинского поселка Кропачево, 26 января нашли с огнестрельной раной головы на территории военной части №98671 хабаровского Белогорска. Там он прослужил всего несколько недель, до демобилизации оставалось 10 месяцев, когда командир батальона сообщил его матери Елене Терентьевой сначала о госпитализации сына из-за "травмы", а на следующий день – о том, что Евгений находится в крайне тяжелом состоянии "после самострела".

Спустя четыре дня мать и сестра Евгения уже были на востоке страны – в Хабаровском крае – возле больничной койки 19-летнего парня, который так и не вышел из комы. 19 февраля Евгений скончался в больнице, не приходя в сознание.

"В день первого звонка меня напугали парни-друзья Жени, они прибежали к нам, стали расспрашивать: "Женя умер? В соцсетях написали, что его застрелили, убили. А потом откачали". Я закричала на них: "Что вы такое наговариваете?! Мне звонили, сказали, что он в больнице, но ничего серьезного". Мальчишки обрадовались, извинились, мол, непонятно вообще, кто это написал, их убедило то, что вместе с анонимным сообщением опубликовали фото Жениного "военника" [военного билета Вооруженных сил России]. Я поскорее вернулась в дом, будто боялась еще что-то услышать, – вспоминает Елена Терентьева. – Звонила Жене на телефон, он был отключен. Командир батальона – не брал трубку, позже отписался, что, когда появятся подробности, сообщит. В итоге мы со старшей дочерью Валентиной все же дозвонились до командира на следующий день – он признался, что все серьезно, у Жени пулевое ранение. И мы засобирались в Белогорск".

По словам Елены Алексеевны, быстро собрать деньги на два билета для себя и дочери у нее не получилось – только в ноябре были проводы сына в армию, которые в Кропачево привыкли отмечать широко. В итоге помогли соседи Терентьевой и друзья Жени, за пару дней собравшие нужную сумму.​

"Все, конечно, сразу откликнулись, его, считай, весь поселок знает. Знал. И все понимали, что деньги понадобятся не только на билеты, на лечение, была надежда, что он выкарабкается, – говорит друг погибшего Павел Развозжаев. – Нас в Кропачево живет не больше 10 тысяч человек. Нет, я бы не сказал, что поселок умирающий – есть школа, детсад, клуб, магазины. Но нам, молодым, конечно, хочется большего. Мы с Женькой всегда мечтали – вот, вырастем, пойдем на службу, станем военными, сделаем карьеру, родители будут нами гордиться. Многие ребята из Кропачево, у кого особого интереса к учебе не было – стремились и стремятся на военную службу. Это способ отсюда уехать и чего-то добиться. Ну и вообще отслужить в армии большинство считает почетным. Считало. Сейчас я уже и не знаю, хочу ли я сам в армию после всего этого. Мама моя так категорически запрещает мне идти. Должен идти в следующем году – я на год младше Жени".

"Я никогда не лезу на рожон"

По словам родных и друзей Кувайцева, самым любимым школьным предметом у Евгения всегда была физкультура – он серьезно увлекался кроссфитом [система физической подготовки высокой интенсивности, включает элементы тяжелой атлетики, пауэрлифтинга, гимнастики и гиревого спорта] и мечтал стать профессиональным военным.

"Он на этом турнике такое выделывал, я даже смотреть иной раз боялась: то колесом крутился, то вверх ногами на руках стоял. Перед отъездом в армию все говорил, что осталось освоить всего два элемента из какой-то их специальной программы – "пистолетик" и еще что-то. Я в этом не разбираюсь, – говорит мама Кувайцева. – Я все повторяла: "Женечка, будь осторожен!", а он всегда отвечал: "Мам, ты же знаешь, я никогда не лезу на рожон". Он и, правда, всегда был разумен, не агрессивный, самостоятельный. Хотя как самого младшего я его, может быть, слишком опекала. Трое старших детей – две дочери и сын – разъехались по другим городам, мы с Женей жили вдвоем".

Парни из Кропачево признаются, что без конфликтов в школе и во дворах рабочего поселка не обходится, но Кувайцев всегда умудрялся избегать серьезных столкновений.

Мама Евгения подтверждает, что из военной части сын всегда звонил веселый и бодрый, а единственный раз, когда сообщил о драке, тоже смеялся – мол, мы уже помирились. Поэтому Елена сразу не поверила, когда после первых заявлений родных о том, что Женя не мог совершить суицид, вдруг появилась информация от руководства части о том, что у солдата был серьезный конфликт с другим сослуживцем.

"Вроде как за несколько дней до выстрелов Женю на плацу избил один из солдат, уронил его на землю при отработке боевого приема, ударил по голове. Якобы все из-за того, что Женя звонил и писал с телефона в казарме, что делать запрещено, а тот ему сделал замечание. Этот парень с какой-то нерусской фамилией тоже солдат, одногодка, не старше Жени. Мы уже проверили информацию у сотового оператора, взяли распечатку – никаких звонков, смс и даже выхода в сеть с Жениного телефона в те дни не было", – рассказывает Елена Терентьева и добавляет, что это не единственная нестыковка в уголовном деле о смерти ее сына, возбужденном по статье о доведении до самоубийства.

"Он не самоубийца, не трус"

​По версии белогорского военкома, 26 января солдат Кувайцев взял на складе ящик с боеприпасами, отогнул крышку, взял четыре патрона и отправился на инструктаж в клубе. Оттуда, по утверждению военных, Евгений вышел в туалет с оружием. При этом дежурный подразделения не проверил наличие состава, и отсутствие солдата обнаружили только после развода. В казарме дежурный сдал ящик с патронами и рассказал о пропаже сослуживца, начались поиски Кувайцева. Евгения нашли в старой казарме лежащим без сознания на правом боку, рядом – автомат, из которого выстрелили три раза. В одежде солдата якобы нашли предсмертную записку, адресованную матери: "Привет, моя любимая мама! Мама, я устал от этой жизни, не могу больше жить. Прости меня за этот ужасный поступок, моя к тебе просьба! Когда тебе выплатят за меня деньги, то я очень сильно прошу тебя съездить в Сочи и отдохнуть за нас".

Родные Евгения сразу заявили, что "предсмертная записка" –фальсификация.

"Здесь неправда все – начиная с того, что все знаки препинания расставлены по правилам, нет ни единой грамматической ошибки, а я-то сына знаю, он бы кучу ошибок допустил. И слова все не его – "ужасный поступок", "просьба".. а мысли! Да он бы не посмел так меня обидеть – что значит "отдохнуть за нас"?! Никогда не было ни разговоров, ни планов о каком-то там отдыхе, тем более в Сочи. А главное – о самоубийстве! Он никогда не думал об этом, он боец", – говорит мать солдата.

Ее дочь Валентина подтверждает, что брат никогда не был склонен к суициду.

"Это вообще ему не свойственно, такие мысли даже в голове у него никогда не возникали. Мы были очень близки, он мог рассказать мне как старшей сестре, признаться как другу в самых откровенных вещах, которые, может быть, маме парни стесняются сказать. Я точно знаю, что он не самоубийца, не трус, – говорит Валентина Орлова, сестра Евгения Кувайцева. – Он крещеный, верующий, и самоубийство для него страшный грех.

Сейчас родные Евгения жалеют, что не сфотографировали сразу записку, предъявленную военными. Накануне подчерковедческая экспертиза подтвердила, что предсмертную записку солдат написал самостоятельно, однако мать Куйвацева считает, что документ заменили.

"Понимаете, мне второй вариант этой записки даже в руки не дали – эксперт показал ее на вытянутых руках в виде ксерокопии в деле. Да, я увидела, что в этом варианте и ошибки появились, и почерк изменился, и запятых, точек стало меньше, – сообщает Терентьева. – Сначала в шоке я даже сфотографировать эту писанину не успела, и очень пожалела потом, что прямо им подсказала – вот так и так Женя бы ни то что не написал. Да он даже не сказал бы. Он вообще терпеть не мог писать, признавался мне по телефону: "Мам, тут говорят, солдат должен хоть одно письмо матери написать, а я не могу. Давай поговорю лучше с тобой". Где они могли увидеть его почерк, если писем не было? Так, у кадровиков заполненные солдатами анкеты хранятся.

Дополнительные подозрения родных Кувайцева вызвали странные расспросы командира батальона в день первого сообщения "о травме".

"Он реально будто допрос мне устроил: нуждался ли в чем-то Женя, наша семья, какую зарплату мама получает, когда и от чего умер папа. И даже не сидел ли отец! – пересказывает Валентина.

"Я хочу отмыть честное имя Жени"

По словам матери Кувайцева, после посещения палаты она с Валентиной отправилась в казарму, чтобы пообщаться с сослуживцами Жени и посмотреть место, где его нашли. Никто из солдат не согласился разговаривать с родными Евгения. Только один из них заявил, что сможет рассказать, как "оно было на самом деле", но только, когда выйдет "отсюда".

Заброшенное здание казармы, на пятом чердачном этаже которой нашли Евгения, к приезду Елены оказалось свежеубранным. "Ни пылинки не было во всем здании, хотя, напомню, там никто давно ни живет, ни работает – только вещи хранятся. Все сверкало чистотой: особенно чердак, где нашли Женю за четыре дня до этого, – сообщает Елена. – Все следы затерли".

После смерти Евгения мать организовала собственное расследование: когда поезд с телом сына прибыл в Челябинск, она поехала не домой в Корпачево, как все ожидали, а сразу – в местное бюро судмедэкспертизы. С деньгами на повторную экспертизу матери вновь помогли односельчане.

​"Я заказала там независимую экспертизу, чтобы узнать, с какого точно расстояния был сделан выстрел и мог ли его вообще теоретически сам Женя произвести. Командир батальона, который ехал со мной из Белгорода, узнал об экспертизе только в Челябинске, когда я водителю адрес сказала. Видели бы вы, как он в лице изменился! Как приехали, побежал кому-то звонить, а на утро, когда мы должны были по договоренности выезжать в Кропачево (военные пообещали сопровождать мать солдата до поселка), оказалось, его и нет – уехал, еще 7 утра не было, – вспоминает Елена Терентьева. – Да мне и не нужны эти сопровождения, мне правда нужна – я хочу отмыть честное имя Жени, найти и наказать виновных. Деньги мне их не нужны".

По словам родных Кувайцева, ранее военные обещали оплатить все расходы на похороны Евгения, в итоге матери опять помогали односельчане, организовавшие сбор денег на захоронение и поминки. Минобороны, по словам Елены, не оплатило даже гроб – на родину солдата привезли в цинковом ящике.

10 марта Елена Терентьева получила на руки результаты экспертизы:

"Научно-исследовательский институт судебной экспертизы "СТЭЛС", – зачитывает документ вторая сестра Евгения Ольга. – Они тут медицинскими терминами, не очень ясными, пишут, но вот тут говорится, что два огнестрельных ранения произведены "с дальнего расстояния". Значит сам он стрелять в себя не мог?! И вообще стрелять в себя дважды – это как?

Ольга говорит, что теперь семье понадобится независимый юрист, согласный представить интересы матери в суде, но признается, что с этим могут возникнуть проблемы.

"Во-первых, денег, чтоб платить юристам у меня нет, все кончились. Спасибо добрым людям, помогли, насобирали на экспертизу и похороны, но дальше уж куда просить-то? Во-вторых, не верю я этим правозащитникам – одного тут выделили мне от государства, так он заявил журналистам от моего имени, что результаты экспертизы по почерку проведены, мол, грамотно. Я с этим не согласна! Я и отказалась от этого защитника, – признается Елена. – Нет, в суд-то я пойду. Да, одна пойду. Никому, кроме себя, уже не верю".